Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

На основе подобных воспоминаний и показаний третьих лиц можно восстановить, каковы были дальнейшие шаги Йована Йовановича, сербского посланника в Вене. В полдень 21 июня его принял Леон фон Билинский, возглавлявший Общеимперское министерство финансов. Целью посланника было предупредить австрийское правительство о возможных последствиях визита эрцгерцога в Боснию, однако предупреждение было сделано в самых общих выражениях. Йованович предполагал, что визит наследника престола, предпринятый в годовщину поражения сербов на Косовом поле, будет выглядеть как нарочитая провокация. Среди молодых людей сербской национальности, несущих службу в австро-венгерских войсках, «может найтись тот, кто вместо приветственного салюта холостыми патронами встретит эрцгерцога настоящими выстрелами – боевыми патронами». Билинский, не впечатленный подобными аргументами, «не выказал никакого интереса и не придал важности словам посланника» ответив лишь: «Будем надеяться, что ничего не случится»[186]. После войны Билинский избегал разговоров об этих событиях с журналистами и историками, заявляя, что мрачные эпизоды недавнего прошлого следует предать забвению. Ясно, что в тот момент он отнесся к предупреждению несерьезно: оно было сформулировано в столь общих выражениях, что его можно было принять за инструмент запугивания, за недозволенную попытку сербского посланника вмешаться во внутренние дела Австро-Венгерской монархии посредством туманных угроз в адрес ее высших представителей. Поэтому Билинский не счел необходимым рассказать о предупреждении министру иностранных дел Австрии графу Берхтольду.

Короче говоря, хотя некое предупреждение и было передано, оно не соответствовало всей серьезности ситуации. В ретроспективе оно выглядит как операция прикрытия. Йованович мог бы сделать более конкретное и прямое предупреждение, предоставив австрийцам всю информацию, которой в тот момент располагал Белград. Кроме того, Пашич мог бы предупредить австрийцев об опасности напрямую, не прибегая к посредничеству Йовановича. Вместо того чтобы жертвовать миром и безопасностью родной страны, премьер-министр мог бы рискнуть своей собственной карьерой и начать реальное расследование заговора. Впрочем, в этой ситуации, как всегда, имелись свои сложности и ограничения. Дело в том, что Йованович был не только членом сербской дипломатической миссии, но и активным сторонником объединения сербов, человеком со стойкой репутацией ультранационалиста. В прошлом он принадлежал к «комитађи», а после аннексии 1908 года участвовал в разжигании беспорядков в Боснии и даже, по слухам, командовал партизанскими отрядами. Мало того, в дни политического кризиса летом 1914 года «Черная рука» выдвигала его своим кандидатом на пост министра иностранных дел – на случай, если бы удалось свергнуть кабинет Пашича[187]. Нужно сказать, что ультранационалистические взгляды сербского посланника были настолько вызывающи, что Вена даже намекала Белграду на желательность его замены другим, менее враждебным лицом. В этом – одна из причин, по которой Йованович обратился к Билинскому, а не к графу Берхтольду, который его сильно недолюбливал[188].

Пашич тоже действовал, руководствуясь разными мотивами. С одной стороны, у него были опасения – общие для руководства Радикальной партии – насчет того, как отреагирует подполье, связанное с движением «Единство или смерть!», на то, что будет явно сочтено ими как подлое предательство[189]. С другой стороны, Пашич, возможно, надеялся, что покушение на эрцгерцога в Сараеве потерпит неудачу. Разумеется, важнейшим здесь было понимание того, сколь глубоко структуры государства и сама логика его исторического становления были связаны с ирредентистским движением. Пашич мог сожалеть о его крайностях, но не мог открыто его осуждать. Мало того, для него опасным было бы даже публичное признание собственной осведомленности о его деятельности. Речь шла не только о традициях сербской национальной консолидации, всегда опиравшейся на сотрудничество государства с нелегальными структурами, пронизывавшими сопредельные страны. Речь также шла о будущем Сербии. Националистические сети необходимы были ей в прошлом, и она снова будет зависеть от них в будущем, когда, по мнению Пашича, непременно настанет час включить Боснию и Герцеговину в состав Великой Сербии.