Сон на пятницу (СИ)

- Новички! Малейшая провинность, и вам Плющ самолично в рыло даст, до гауптвахты целыми не дойдете. Усвоили? Седьмой пост, проверить камеры. Восьмой – за мной, – сказал разводящий, и шаги стражников затихли за поворотом.

Штольман тронул юношу за локоть. – Идемте. Лицо кирпичом.

Жандарм в шестом коридоре хмыкнул, когда проходившие мимо нижние чины умерили шаг и отдали честь, явно торопясь на ужин. Фуражки на них были надвинуты слишком низко.

- Откуда, лишенцы, с седьмого? Фамилии?

- Так точно! Ефрейтор Самойлов, рядовой Петров! – доложил Штольман, убирая из голоса все интонации. Эти фамилии были нацарапаны на изнанке формы заснувшей охраны.

- Идите, – проворчал жандарм с лычками фельдфебеля, отмечая смену в журнале.

Яков выдохнул. Личный контакт был самым опасным пунктом его нового плана, но вывод из строя жандарма рядом с караульным помещением мог закончиться еще хуже. За углом Штольман придержал спутника рукой.

- Нам на крышу, – Яков показал на железную лестницу и вытащил из кармана ключи.

- Но рядом караулка, кто-то может выйти. Я открою замок и люк, вы сразу за мной.

…

В караулке рядовой предыдущей смены Епифанов внезапно заметил, что его надкусанный хлеб лежит у локтя рядового Старцева, и двинул того по ноге.

Старцев перегнулся через стол, деловито стукнул обидчика в ухо и сел обратно, толкнув дюжего соседа из новой смены. При этом нечаянно опрокинув тарелку с супом тому на колени.

Сосед вытащил наглеца за грудки и с криком «Серега, наших бьют!» принялся от души его мутузить.

- У нас ножики литые!

Гири кованные! Мы ребята забияки Практикованные!

- раздавалось под высокими сводами, и плюхи жандармам множились.

…

Яков уже ступил на перекладину заветной лестницы, когда в коридор из караулки, едва не упав, вылетел жандарм с одной лычкой и воззрился на незнакомого ефрейтора.

- Ты кто? Куда лезешь? – успел спросить служивый, но тут же получил от Штольмана по зубам, а затем прицельным ударом в челюсть был отправлен обратно.

Взглянув через дверь на всеобщее побоище, Яков сноровисто запер её снаружи.

- Петров, наверх! – скомандовал он Аристархову.

- Митя, не увлекайся.

На крыше Штольман закрыл люк на тот же замок и выкинул ключи в мусор, скопившийся под двухэтажным зданием тюрьмы. Между тюрьмой и Трубецким бастионом шел узкий, редко посещаемый проход, который перекрывали зубчатые воротца высотой с один этаж.

- Сапоги снимайте, – бросил Яков спутнику.

Беглецы торопливо, но бесшумно прошли по мокрой от дождя крыше тюрьмы до ворот. Яков спрыгнул вниз, удержал равновесие, принял неудачно свалившегося Аристархова. Уверившись, что стражника в проходе нет, перебежал по зубцам, подсадил юношу на кирпичную стену бастиона, а затем ловко, как кошка, забрался сам.

- Ждем, – отдышавшись, сказал он.

…

Анна стояла у окна и с тоской глядела сквозь морось на сверкающий отблесками канал.

«Яков... Как долго мне тебя ждать? Когда ты вернешься, и сможешь ли?»

Только здесь, в Петербурге, она осознала, за кого собралась замуж. Полицейский, следователь, тайный агент. Мужчина, который не будет рассказывать вечерами, где он был, а чаще и не будет его дома вечерами. И ночами тоже.

Она погладила живот ладонями.

«Но он мой единственный мужчина, малыш. Нам с тобой другой не нужен».

Анна любила Якова любым. Усталым и заработавшимся, когда складки на щеках становились резче. Сердитым, когда глаза его метали молнии, а голосом можно было резать металл. Веселым – лишь с недавних пор Анна обнаружила, как легко Яков может улыбаться, и это нравилось ей больше всего. Что она может подарить ему отдохновение, а не только проблемы и загадки.

Ей хотелось дарить – пусть по мелочи, но дать этому серьезному, замкнутому мужчине то, чего ему так не хватало. Снять пальто. Подать ему чай. Подоткнуть подушку. Выслушать, что он посчитает нужным сказать, и помочь, если потребуется. Подсказать деталь разгадки от духов и увидеть, как проясняется его лицо.

«Что еще я могу ему дать?» – спросила она свое отражение.

«Себя? Глупости, это он для меня – счастье. Малыша? Опять же это мне подарок от Якова и небес».

Она вздохнула.

«Приданого за мной особого нет, да и не думает, наверное, Штольман о приданом».

- Я буду заботиться о тебе, Яшенька, – она написала имя любимого на запотевшем от дождя стекле.

– Только вернись.

…

Лежа животом на стене бастиона, Яков до рези в глазах всматривался в серую пелену над Невой.

«Не пропустить бы, ни черта не видно».

Он протер лицо.

- Па-ап, – пробормотал где-то рядом маленький призрак.

- Ты не сердишься, что я такой дуралей? Про револьвер забыл, и еще…

Штольман приподнял руку над мокрым каменным крошевом.

- Где ты там? Иди, обниму. На что сердиться, ты так помог, что и слов не хватит.

Яков скосил взгляд под руку и вдруг увидел его – худого, глазастого мальчишку с растрепанными светлыми вихрами, почему-то очень похожего на Анну.

- Ох ты ж… Спасибо, сынок.

- Сынок... – расплываясь в знакомой улыбке, прошептал Митя.

А затем выскочил на край гранитной облицовки бастиона и закричал:

- Вместе с папой мы идем