Ко времени, когда Джой увидела его, солнце взошло уже высоко и музыка Шейры, обычно вскипавшая на заре и понемногу стихавшая на протяжении утра, выцвела до сладкого шепота. К великому ее удивлению, Индиго пришел в человеческом облике, и она встала, чтобы поздороваться с невысоким юношей, приближавшимся к ней по равнине.
Их разделяло несколько играющих Древнейших, не обращавших на Джой и Индиго никакого внимания. Юноша показался ей усталым, почти некрасивым.
– Спасибо, что пришел, – сказала она. Индиго окинул ее долгим, холодным взглядом и Джой впервые увидела размытые сине-зеленые пятнышки в уголках его глаз.
– Да, – сказал он, поняв на что она смотрит. – Да, и что дальше? Что ты мне хочешь сказать?
Джой заговорила быстро, стараясь помешать себе думать.
– Нам нужно золото. Мне и Абуэлите.
Выражение лица Индиго не изменилось ни в малой малости, однако он заморгал, и Джой сочла это своим личным триумфом.
– Это для ваших глаз, для всех вас, мы расплавим золото и приготовим что-то вроде мази. Абуэлита знает – как. Но только надо спешить, потому что Граница может передвинуться в любую минуту.
Она ожидала взрыва издевательского смеха, ожидала его все утро, понимая, что важнее всего то, что последует за ним. Однако Индиго вновь удивил ее, сказав лишь, после недолгого молчания:
– У меня нет золота. Если тебе нужно золото, попроси его в « Папас Музыке ».
– Мне он его не отдаст, – сказала Джой. – А тебе отдаст все до последней крохи. И сейчас у него золота куда больше, чем в день, когда ты пришел к нему. По-моему, он обзвонил, собирая его, всех своих друзей, всех, кого знает.
– Понятно. Стало быть, я должен продать мой рог, а золото отдать тебе.
Странное спокойствие Индиго пугало
Джой сильнее, чем надменность, которой она ожидала. Пара совсем молоденьких
единорогов прогарцевала мимо на длинных ногах, театрально сражаясь
коротковатыми рогами и пыхтя, как паровозы. Налетел ветерок, принесший из гущи
Закатного Леса надушенную пыльцу желтых цветов
– Да, – сказала Джой. – Именно так. Об этом я тебя и прошу.
Индиго потряс головой – изумленно, насмешливо, быть может, все сразу.
– Я должен очень точно понимать, о чем ты меня просишь. Ты хочешь, чтобы я остался голым – без рога, без золота, в твоем мире, где золото это все, где я, не имея денег, обращусь в ничто, в полное ничто, будь я даже с Шейры и будь я Древнейшим. И если я сделаю это, твоя бабушка состряпает волшебную мазь, которая позволит моему народу прозреть. Я правильно тебя понял?
Тут Джой заметила, что Индиго трясет, трясет зримо; голос его сорвался на последних словах.
– Я уже ответила тебе – да, – упрямо повторила она. – И когда ты перейдешь Границу и попадешь в мой мир, я обещаю сделать все, что смогу, чтобы помочь тебе. И мистер Папас тоже. У нас есть друзья, ты не станешь таким, как другие, те, что живут на улице и так далее. Обещаю, абсолютно.
И помолчав, добавила:
– Да и золото у тебя, наверное, еще останется. Абуэлита говорит, что его нужно немного.
Индиго улыбнулся ей – не косой, сардонической улыбкой, столь хорошо ей знакомой, но такой, которая казалась пришедшей издалека и предназначенной вовсе не ей.
– Нет, – сказал он, – я не стану таким, как другие, покинувшие Шейру, потому что у меня не останется даже рога, чтобы играть на нем на углах улиц. Мне придется полагаться лишь на свою изворотливость и, как ты сказал, на друзей – быть может, этого хватит, чтобы прожить, быть может, не хватит. А вернуться я уже не смогу никогда.
Джой попыталась ответить, но не смогла, во рту у нее совсем пересохло. Индиго спросил, тихо-тихо:
– И почему я должен сделать это?
Она так и не поняла потом, как
долго смотрела на него, ощущая, что в голове ее не осталось ни единой мысли.
Похоже, прошло очень долгое, гулкое время, прежде чем она смогла отыскать
слова, хотя бы для того, чтобы подумать: