– Фина, ну что ты так
Как ни боялась Джой, что Граница
сдвинется, оставив ее с Абуэлитой в тысячах миль от дома, вид первых Древнейших
Шейры, сходившихся, чтобы исцелиться, вымел из ее головы все прочие мысли.
Абуэлита сидела с тыквенным котлом, под которым горел костерок, на краю
смахивающего на прерию пастбища, граничащего с двух сторон с далекими,
пустынными горами, а с третьей с тем, что сатиры называли Летней Топью – многие
из них собирались там в самые жаркие дни. Здесь и увидела Джой шествие
единорогов, растянувшееся до горизонта, за которым фигуры их терялись в дымке и
мареве пронизанного солнцем воздуха. Такого количества Древнейших она не видела
даже на равнинах: она пыталась сосчитать их, но почти сразу сбилась со счета.
Они переливались всеми цветами – от красноты
Абуэлита, перекрестив ноги, сидела
у котла, смазывая запекшиеся, набухшие глаза Древнейших – тех, кто, подобно
Турику, еще мог видеть, и давно уж ослепших, – называя знакомых ей единорогов
по именам (Джой обалдела, поняв, с каким множеством их бабушка успела
перезнакомиться за столь недолгое время), и повторяя снова и снова: «Подожди
несколько дней – три, четыре, не знаю. Если ничего не изменится, вернись,
попробуем еще разок». Так она просидела целые сутки, задремывая на несколько
часов, – Древнейшие молча ждали, – и просыпаясь, пока не зашла луна. Джой раз
двенадцать-тринадцать предлагала сменить ее, и всякий раз Абуэлита отвечала:
«Нет, Фина,
Все это заняло два дня и еще одну ночь. Последним пришел Лорд Синти, и когда он склонил величавую черную голову к испачканным мазью усталым рукам Абуэлиты, та заснула, и все равно продолжала втирать мазь в его глаза. После этого она проспала, почти не просыпаясь, еще два дня и потому не увидела первого из Древнейших, пришедшего, чтобы поблагодарить ее. Видели они пока еще неясно, неуверенно, как бы во вспыхивающем и угасающем свете, но видели, видели по-настоящему, не тени, которыми так долго довольствовались, – и даже старейшие из них вглядывались в окружающий мир и в себе подобных глазами только что вставших на неверные ноги малышей. Абуэлита, как Джой в ее первое утро на Шейре, проснулась окруженная единорогами, и хоть они глядели на нее, не произнося ни слова, мгновенно села и сказала: «Сработало, а? Вот, будете знать, что такое Лас-Перлас!». И тут же заснула опять, и Древнейшие терпеливо ожидали, не шевелясь, пока она не проснулась снова.
Именно Ко, чего, впрочем, и
следовало ожидать, пришел за ними в ночь, когда Граница, наконец,
передвинулась. Джой, разбуженная его запахом, как всегда отвратным и
успокоительным, быстро села и повернулась, чтобы разбудить спавшую на
лиственном ложе Абуэлиту. Однако Абуэлита была уже на ногах, глядела в темноте
на бревно, в которое забивались на ночь
– Время идти, дочурка, – сказал Ко. – Борода знает.
Джо обняла его.
– Я больше никогда тебя не увижу, – сказала она. – Никогда.
– Я перестал говорить «никогда» в девяностый мой день рождения – ответил сатир. – Шейра не исчезнет, луна тоже да и Граница не вечно же будет закрыта для тебя или твоей бабушки. Ты найдешь ее снова, где-нибудь в твоем мире – и может быть, раньше, чем думаешь. А мы подождем.
Он нежно прижал Джой к своей зловонной груди.
Послышался голос Абуэлиты:
– Фина, они исчезли. Дракончики.
Джой и Ко, развернувшись
одновременно, подбежали к бревну. От
– Граница! Я же не знаю, где Граница! Ко, что мне теперь делать?
– Спокойно, – ответил Ко, беспомощно вертясь туда и сюда. – Спокойно, дочурка.
Абуэлита присела под деревом и принялась неторопливо закалывать волосы.
В ужасе Джой вцепилась в плечи Ко и изо всех сил потрясла его.
– Ко, мы останемся запертыми в другом мире! Как же я верну Абуэлиту домой? Ко, пожалуйста, я должна вернуть ее!