– Тётушка, мы хорошо заботились о Чинджу. Вторая Тётушка и бабушка водили её к врачам каждый день, – сказала Чинвон, но Сонджу не желала слышать подробности.
Не сейчас и не завтра – а лучше никогда. Она обмякла, чувствуя себя полностью опустошённой.
– Может, тебе прилечь, тётушка?
– Да. Отведи меня в кровать, пожалуйста.
Чинвон помогла ей встать, поддерживая за талию, и отвела в кровать. Затем принесла стул из гостиной и села рядом с Сонджу. Сонджу закрыла глаза. Она не хотела ничего видеть, не хотела ничего слышать, не хотела говорить. Ей нечего было сказать. Она потеряла Кунгу. Она потеряла свою семью. Она потеряла Мису и даже мисс Им, и своего второго ребёнка, которого оставила на склоне холма перед верандой Второго Дома. А теперь и Чинджу. Всех, кто был ей дорог, мир у неё отбирал. На самом деле её первая потеря случилась ещё раньше: когда она поняла, что мать никогда не полюбит её так, как другие матери любят своих детей. Когда она пошла в школу, из-за Японии она лишилась своей страны, а позже нация страдала от войны и бедствий. Корея, как и она сама, не могла диктовать свою судьбу. Под властью Ли Сын Мана и военного режима была потеряна свобода слова. Разум Сонджу лихорадило: она подумала, что, должно быть, родилась не в том десятилетии и не в той семье.
Когда она открыла глаза, дочь смотрела на неё с портрета на стене.
«Ох, Чинджу, почему ты умерла? Я даже не смогла утешить тебя, когда ты заболела. Мне так жаль».
Сонджу отвернулась от стены.
– Чинвон, ты не могла бы снять портрет Чинджу и положить его в нижний ящик комода?
Чинвон сняла его, но заколебалась.
– Не могу на него смотреть, – пояснила Сонджу.
Чинвон быстро убрала портрет с глаз долой и села обратно на стул.
Сонджу посмотрела на неё. У Чинвон был такой же острый подбородок, как у Чинджу.
– Не могла бы ты остаться со мной? Не думаю, что мне стоит сегодня быть одной.
– Конечно, Младшая Тётушка. Я позвоню подруге и скажу ей меня не ждать.
Сонджу слышала приглушённый шёпот Чинвон, пока та говорила по телефону, после чего Чинвон вернулась в комнату и села на место.
Сонджу продолжала смотреть в потолок, говоря себе, что нужно позвонить госпоже Чхо. Молчание затягивалось: прошло ещё пять минут, может, десять. Вяло повернув голову, она попросила:
– Расскажи мне, как поживает Чина. Она была таким чувствительным ребёнком.
Чинвон прочистила горло.
– Семья Второго Дядюшки переехала в Сеул три года назад, как раз когда Чина поступила в колледж на факультет изящных искусств.
– Искусств, значит… – продолжай говорить, не думай, велела Сонджу себе. – Расскажи мне о своём муже. Как вы познакомились?
– Он приехал однажды навестить своего друга – нового учителя в Маари. Нас представили друг другу, – Чинвон наклонилась ближе. – Тётушка, может, ты чего-нибудь хочешь? Воды, чаю?
– Нет, спасибо. Значит, ты вышла замуж за того, кого выбрала сама, как и говорила в детстве.
– Да. Это было гораздо легче, чем я ожидала. Когда я рассказала семье, что хочу за него замуж, они даже не спорили. Думаю, после твоего ухода дедушка с бабушкой кое-что поняли. Бабушка сказала мне, что договорной брак – не для всех. Это меня тогда потрясло.
Сонджу вспомнила тот день, когда бывшая свекровь призналась, что ей нравится беседовать с Сонджу. Она долго молчала.
– Тётушка? – Чинвон обеспокоенно смотрела на неё, наклонив голову вбок.
– Ах да, твоя бабушка, – сказала Сонджу. – Она и правда бывает открыта к новым идеям. Расскажи мне о семье своего мужа.
– Они владеют книжным магазином в Йесане. Можешь представить меня в семье книголюбов? Я по-прежнему избегаю чтения при любой возможности.
Сонджу слабо улыбнулась.
– А дети? Сколько им?
– Девять, семь и четыре. У моего мужа нет братьев и сестёр.
– А Вторая Тётушка? Как она смогла присоединиться к мужу?
– Второго Дядюшку повысили до президента банка в городе неподалёку от Маари через два года после твоего ухода. Он написал родителям, что болен и нуждается в заботе жены. Бабушка была в шоке, – Чинвон улыбнулась. – Ты ведь её знаешь. Она была в ужасе от перспективы потерять ещё одного сына. Она сказала Второй Тётушке собирать вещи и немедленно отправляться к мужу. Та уехала через два дня, забрав с собой младших детей. У неё родился ещё один ребёнок после твоего отъезда – ещё одна девочка. Она оставила двух старших детей с бабушкой, чтобы семья не потеряла лицо и люди не думали, что они бросают стареющих родителей. Чина и Чхулджин очень плакали, когда их мать уехала, особенно Чина. Она скучала по матери каждый день.
Представив Чинджу, которая скучала по ней каждый день, Сонджу испытала резкую боль в животе. Подтянув колени к груди, она задержала дыхание, пока боль не прошла. Чинвон спросила:
– Всё в порядке?
– Да, всё нормально. Продолжай.
– Дедушка скончался в пятьдесят восьмом. Вторая Тётушка приезжала за ним поухаживать, когда болезнь стала серьёзной.
– Твой дедушка был ко мне очень добр, – сказала Сонджу.
Чинвон отвела взгляд.
– Без него в доме всё совсем не так.
– Какие цветы растут на холме перед верандой?
Сонджу часто представляла цветы там, где был похоронен её второй ребёнок.