Сонеты

«Я ненавижу!» – с уст, изваянных любовью,
Слетело мне вослед с губительным «уйди» —
Мне, сердце чье, томясь по ней,
                    сочилось кровью.
Когда ж она мой пыл заметила, в груди

Ее вдруг вспыхнул жар —
                    и полились укоры
Из сокровенных недр на трепетный язык,
Который до тех пор был кроток и привык
Лишь изливать одни благие приговоры.

Смысл слов был изменен:
                    конец прибавлен был,
Слетевший им вослед,
                    как день за ночью грешной,
Подобно Сатане, вождю подземных сил,
Низвергнутому в ад
                    бездонный и кромешный.

«Я ненавижу!» – вновь слетает с уст ее:
«Но не тебя!» – и вновь живу и счастлив я.

146. «О, бедная душа, игралище страстей…»

О, бедная душа, игралище страстей
И мощный центр моей
                    греховной плоти всей,
К чему, когда внутри томишься и страдаешь,
Снаружи так себя ты пышно украшаешь?

К чему желаешь ты на столь короткий срок
Истратить столько сил
                    для бренного жилища?
Ужели для того, чтоб червь,
                    жилец кладбища,
Твой выхоленный труп точить удобней мог?

Нет, лучше ты живи на счет богатства тела —
И чтоб оно – не ты – все более слабело!
По дорогой цене уступки продавай!
Богатой будь внутри, а внешность – забывай!

Питайся смерти ты своей лишь достояньем —
И смерть не устрашит тебя своим стенаньем!

147. «Увы, любовь моя, подобно лихорадке…»

Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому,
                    что гибельно в припадке,
И кормится лишь тем, что муки наши длит,
В надежде тем унять свой волчий аппетит.

Мой разум, враг любви
                    и нежных воздыханий,
Неважностью своих рассерженный забот,
Ушел – и вижу я, что рой моих желаний
Мне не бальзам для ран, а смерть мою несет.

Неисцеленный, сил и разума лишенный
И долгою борьбой до пены доведенный,
Сержусь и говорю как сумасшедший я,
Надолго уклонясь от цели бытия.

Иль я не клялся в том, что ты,
                              как день, ясна,
Когда ты, словно ночь,
                    как темный ад, черна?

148. «Как страсть могла вложить мне…»

Как страсть могла вложить мне
                              в голову глаза,
Не видящие в тьме житейской ни аза?
Когда ж не лгут они, то где ж
                    гулял мой разум,
Охаявший все то, что восхвалялось глазом?

Когда красиво все, что нравится глазам,
То почему же свет не доверяет нам?
Когда ж свет прав – глаза, знать,
                    у любви плохие
И видят хуже, чем все люди остальные.

И точно, глаз любви не может верен быть,
Привыкнув лишь к тому,
                    чтоб бдеть и слезы лить.
Немудрено, что взор неверен мой и тмится:
И солнце не блестит, пока не прояснится!

Любовь, твой страшный пыл
                    глаза мои обжег,
Чтоб недостатки взор твои прозреть не мог.

149. «Как ты могла сказать, что не любима мной…»