СОНМ

— Всеволод, происходит что-то масштабное, это коснётся всех нас. Признаюсь, я чертовски напуган.

— И чего ж ты боишься?

— Того, что ты можешь найти в СОНМ.

* * *

— Как вас представить? — спросила секретарь Олафа Померанского по имени Агния.

Домре показалось, она похожа на Настасью. Может быть, причина в ярко-зеленных глазах, коими Настасья в детстве без труда укладывала отца на лопатки. И сейчас эта девушка-секретарь, утончённо вытянув спину, смотрела на Домру теми же глазами, разрушая его оборону.

Узнав, что он из полиции, Агния заметно занервничала.

— Господин Померанский скоро освободится и примет вас.

Домра хотел задать ей пару вопросов, но его отвлёк телефонный звонок. Это был Мика Микадзе, бывший коллега из Турова, к которому Домра обратился за помощью накануне.

Они приветствовали друг друга.

— Ты проверил светописцы по дороге в Радищево? Мика разочарованно вздохнул.

— Рад бы тебя обрадовать друг мой, но на станции был сбой.

Все светописи за тот день пропали.

— Вот так, пропали? Все разом?

— Попросил наших проверить базы, вдруг удастся восстановить, но они только руками развели.

Домра выругался матом. Тут же вспомнил об Агнии и кивнул ей, принося извинения.

— Я поспрашиваю жителей, может кто видел их, но на многое не надейся. В субботнее утро в Турове улицы пусты.

Домра задержал взгляд на одном из светоликов на стене. Олаф Померанский и Родион Пожарский улыбались, пожимая друг другу руки на фоне вывески «СОНМ». Судя по их юным лицам, снято не менее пятнадцати лет назад. На других светоликах были запечатлены этапы становления: признание на Всемирном конгрессе ученых в Норвегии; Премия губернатора; первый исцелённый пациент, жмущий руки обоим владельцам.

Из стеклянных дверей в холл вышел высокий спортивного вида мужчина. В теснённом костюме он больше походил на героя любовного романа, нежели на знаменитого ученного.

— Олаф Померанский, — он протянул обе руку Домре, отвесив поклон. — Я ждал вас, господин пристав. Пройдёмте ко мне в кабинет. Агния, отмени все мои встречи.

За спиной Домры сомкнулись дверные створки. Кабинет удивлял простором и убранством. Шкафы задыхались от книг; на стеклянных полках громоздились кубки и дипломы; статуэтки из чистого золота и серебра перемежались с антикварными изваяниями конных рыцарей и обнажённых женщин. Из бара на Домру подобно стрелам нацелились горлышки винных бутылок.

Олаф сел за широкий стол. Тут же зазвонил телефон, он поднял трубку. Несколько минут разговаривал, отстраненно чиркая ручкой что-то на листке бумаги. Закончив, положил трубку, смял листок и бросил в урну.

— Прошу прощения, наши коллеги звонят со всего мира. Никто не верит, что Родион мог такое совершить. Но я-то знаю точно, господин пристав — он этого не делал.

— Господин Пожарский уверяет, что был в гостях у вас в Радищево весь день субботы и ночь на воскресенье. Это правда?

— Именно так и было. Я заехал за ним утром в девять и вернулись мы только на следующий день. Он никак не мог быть в Городе, когда случился этот кошмар. Я готов подтвердить в суде, где угодно готов.

Родион не убийца. Его надо отпустить.

— Господин Померанский…

— Проверьте светописцы. Они наверняка засекли мою машину.

Господи, ведь человек не может быть в двух местах одновременно.

— Светописей нет. Была авария в сетях.

Олаф был потрясён.

— Это не просто так. Таких совпадений не бывает.

— Кто-нибудь из свидетелей видел вас?

Олаф помотал головой. А потом вдруг воскликнул:

— Француженка. У неё шина спустила, и мы остановились помочь. Не помню её имени, она пожилая, машина тёмно-синий Бьюик. Найдите её, она наверняка нас вспомнит.

Домра записал в блокнот: «Француженка, пожилая, Бьюик». Поставил восклицательный знак. Подумал, зачеркнул и поставил вопросительный.

— Я знаю, кто это сделал, господин пристав. Знаю, кто подставил Родиона. Этот ублюдок Грегор Бельский. Только у него есть ресурсы такое провернуть.

— Насколько я знаю, именно господин Пожарский напал на Бельского и даже грозился убить его.

Олаф виновато сложил руки перед собой. Ему не хотелось вспоминать о том происшествии.

— Ублюдок оскорбил память жены Родиона, — Олаф прервался, решаясь произнести это вслух. — Он назвал её шлюхой. Я выходил в уборную, но клянусь богом, будь я там тоже бы ему врезал. Катя была святой женщиной.

— Зачем господину Бельскому такое говорить? Он уважаемый человек.

— Именно для того, чтобы вывести Родиона из себя. Показать на людях, что он не способен управлять СОНМ.

— И зачем ему это?

— Бельский давно хочет купить СОНМ. Мы дважды ему отказали. А теперь он делает всё, чтобы нас разорить. Если Родиона упекут в тюрьму, комиссия поставит под вопрос наши исследования. Мы можем потерять лицензию на лечение больных.

— Чем СОНМ так заинтересовал Бельского?

Олаф с прищуром поглядел Домре в глаза.

— Что вы, вообще, знаете о том, чем мы здесь занимаемся, господин пристав?

— Признаться, честно — ничего.