Элли наблюдала за происходящим в ужасе.
– Бабушка, ты знаешь, кто это? – оторопев, тихо произнесла девочка. Ее ночные догадки подтверждались. – Ты его узнаешь?
Бабушка вдруг улыбнулась.
– Скажи ей сам, – обратилась она к Ткачу.
Ткач обнял девочку за плечи и прижал к себе, но продолжил молчать.
– Ты должен уйти немедленно. И ты знаешь почему.
– Я не помню почему, – грубо бросил Ткач Серафиме. – И я тебе не подчиняюсь.
– Не подчиняешься, но слушаешься. Как тогда, когда ты был человеком. Я сказала иди.
Ткач отпустил Элли и сделал шаг назад, но та вцепилась в него мертвой хваткой.
– Пожалуйста, не надо! – кричала девочка. – Ты должен мне помочь! Мы должны сделать все, что запланировали! Мы должны спасти Лембита!
– Эльга, – строго окликнула внучку бабушка. – Вы не можете ничего.
После этих слов детская будто стала меньше. Стены, сплошь обклеенные рисунками Лембита, начали съезжаться. Бум-бум-бум. Комната уменьшалась и уменьшалась, а Элли, Ткач и бабушка оставались стоять в темноте и пустоте. Имедемы больше не существовало, не существовало времени и пространства. Был только этот разговор, эта очная ставка, способная раскрыть всю правду и отобразить бабушкину суть.
Элли подбежала к ней и закричала.
– Уходи и не мешай мне! Ты ничего не смогла изменить! ТЫ НЕ СМОГЛА! Ты не была в Низовье, не пыталась ничего сделать! Но это сделаю я! Сделаю и все исправлю!
Бабушка покачала головой и схватила внучку за локоть.
– Ты отвратительно себя ведешь, Эльга. Ты глупая, злая девочка, которая не знает, что делает.
Серафима склонилась к Элли вплотную и прошептала ей на ухо:
– Если я не была в Низовье и не пыталась ничего сделать, откуда записи в моей книге? Откуда они?
Бабушка резко отпустила руку Эльги, и девочка отшатнулась назад.
Серафима злилась.
Такой Элли не видела ее никогда.
– Она пытается что-то сделать, а ты помогаешь ей, – проговорила бабушка, не отводя глаз от Ткача. – Но вы оба: ты, как прежде, и она, теперь подражая тебе, совершаете ошибку, которую исправить будет нельзя. Ты думаешь, что понимаешь меня, Эльга, ты думаешь, что знаешь все о моих чувствах, но это не так. Все так, как есть, и так, как было. Некоторые вещи нерушимы и не должны быть рушимы. Вы пытаетесь обесценить то горе и потери, через которые проходили все женщины нашего рода во благо. Через которые прошла и я.
Бабушка направилась прочь.
– Если ты ослушаешься меня, Эльга, жди беды. Это было моим последним предупреждением.
Дверь за Серафимой захлопнулась.
И стены, окна, мебель вернулись на свои места.
Ткач и Элли снова были в детской.
– Почему ты не скажешь мне все как есть?! – кинулась девочка на Ткача, стоило бабушке уйти. – Ты же знаешь, о чем речь! И я теперь знаю! Думаю, что знаю! Почти уверена! Произнеси это вслух! Кто ты, Ткач?! Скажи мне прямо сейчас!
– Я не знаю, Элли Грэм, – незваный гость покачал головой. – Я не помню.
Элли потерла глаза ладонью. Вновь накатывающие слезы мешали думать, мешали понимать. Бесполезная соленая вода!
– Тогда уходи! – что есть силы, крикнула Эльга. – Теперь навсегда, понял?! Не возвращайся, не помогай мне, не маячь тут! Ты не говоришь правду, хотя мне она уже известна! Значит, ты нечестен со мной и делать тебе тут нечего!
– Хорошо, – глухо ответил Ткач.
– И знай, что ты очень сильно меня обидел! Еще до того, как я вообще появилась на свет! Я не прощу тебя! Мы не простим тебя с Лемми и никогда, никогда не назовем твоего ИМЕНИ вслух!
Ткач кивнул.
– Я не твой референт, Элли Грэм. – хрипло сказал он, отступая к окну. – Но тебя я послушаюсь.
Он сделал паузу и запрыгнул на подоконник. А затем почти процитировал бабушку, вывернув смысл ее слов вверх тормашками:
– Не как существо, а как тот, кто когда-то был человеком.
Отогнав от себя всех и вся, Элли Грэм наконец приступила к делу.
Глава 12
Мама и папа
Не медля ни минуты, девочка вскочила на кровать и принялась срывать рисунки Лембита со стены.
Правда, жестокая и неприятная, теперь разгоралась пожаром в голове, уничтожая все то, во что Эльга верила, и все то, в чем она была убеждена.
Вших-вших-вших. Первые пять листков, кружась, слетали вниз, на одеяло, укрывая последними фантазиями брата его постель.
С детства Эльга думала, что ее отец был плохим и бросил семью еще до рождения близнецов. И это оказалось ложью.
Шорх-шорх-шорх. Цветные обои отрывались от стены вместе со скотчем, на который Лемми клеил листы.
Девочка была уверена, что добрая, нежная, отзывчивая бабушка поймет ее встанет на защиту в любых обстоятельствах! Но Серафима Грэм была другой, совсем другой.
Хщ-хщ-хщ. Кусочки бумаги по краям картинок отрывались – это превращало в насмешку старания брата заполнить линиями весь белый фон.
И мама… Мама никогда не была на ее стороне. Быть может, это неправда тоже?
Оторвав все рисунки Лембита, Элли села на кровать и начала раскладывать их вокруг себя. Одно было ясно точно: брат знал о Низовье много. Возможно, бабушка дала ему эту чертову книжку еще очень-очень давно или рассказала обо всем лично.
А может быть, и то и другое?
Так или иначе, бабушка там была.