Сообщество разума

Учитывая, что эти признаки ясны, спросим, что заставляет нас реагировать на них? Чтобы помочь своим потомкам расти, большинство животных придерживаются двух соотносящихся схем (ведь коммуникация двунаправленна). С одной стороны, младенцы умеют кричать, и эти вопли родители слышат издалека, даже когда не видят ребенка или спят; наряду с оттачиванием этих навыков здесь действует перекрестное исключение, также усиливающее интенсивность крика. С другой стороны, взрослые вынуждены реагировать на эти сигналы: возможно, в наших умах имеются специальные системы, придающие таким сообщениям наивысший приоритет. С чем именно могут быть связаны «устройства» наблюдения за детьми? На мой взгляд, они подключены к рудиментам тех же протоспециалистов, которые в активированном состоянии заставляли нас кричать в бытность младенцами. Потому-то взрослые и реагируют на крики младенцев, приписывая им ту же степень безотлагательности, которую должны были бы испытывать сами, чтобы кричать так громко и надрывно. Если коротко, крик побуждает родителей и воспитателей проявлять в ответ на крики младенцев максимум внимания и заботы.

16.10. Взрослые эмоции

Поскольку эмоций мало, а разумов много [говорит робот Жискар], поведение толпы легче предсказать, чем поведение одной личности[25].

Айзек Азимов

Что же такое эмоции? Наша культура считает их глубокой, древней тайной. Как идея общества разума соответствует выводам наших предков? Психология здравого смысла даже не установила пока в точности, какие именно эмоции существуют.

Если существует гнев, что представляет собой ярость? Как страх соотносится с испугом, ужасом, трепетом, паникой и всем подобным? Как любовь соотносится с благоговением, привязанностью и увлечением? Являются ли эти эмоции одной и той же, только разной интенсивности, или они действительно различны, так сказать, соседствуют в неизведанной вселенной чувств? Ненависть и любовь вправду противоположны друг другу, как и мужество с трусостью, или это лишь пара крайностей, каждая из которых воплощает отсутствие второй? Снова спросим – что же такое эмоции и что такое то, что принято называть настроением, ощущениями, страстями, потребностями и т. д.? Трудно найти общее значение для этих слов, вероятно, потому, что лишь немногие из них в самом деле соответствуют четко различаемым умственным процессам. Зачастую же, если анализировать эти слова, выясняется, что каждый из нас придает им различные, персонализированные, если угодно, значения.

Младенческие эмоции ясно дают знать о насущных потребностях детей. Позднее мы учимся использовать такие сигналы более осознанно. Так, мы можем эксплуатировать эмоции привязанности и гнева в качестве социального капитала в разных ситуациях; например, можно притворяться сердитым или довольным, даже показывать – то есть угрожать или обещать, – что мы готовы разозлиться или проявить смирение при определенных обстоятельствах. Наша культура неоднозначна; с одной стороны, нас учат, что эмоции должны быть естественными и спонтанными; с другой стороны, нам говорят, что мы должны учиться их контролировать. Мы признаем поступками (но не на словах), что чувства понять и изменить легче, нежели другие проявления ума. Мы осуждаем тех, кто не в состоянии контролировать свои эмоции, но жалеем тех, чьи возможности решения задач выглядят скудными; мы виним «недостаток самоконтроля», но не «слабость ума».

Наши самые ранние эмоции являются «врожденными» процессами, через которые протоспециалисты контролируют происходящее в нашем сознании. Затем мы учимся преодолевать эти схемы, поскольку окружение учит нас, что мы должны чувствовать. Родители, учителя, друзья и собственная самооценка налагают на нас новые правила использования рудиментов былых состояний; мы учимся тому, как и когда чувствовать, как демонстрировать нужные эмоциональные знаки. К тому времени, когда мы взрослеем, эти системы становятся уже слишком сложными для понимания. К моменту, когда мы проходим все этапы развития, наши взрослые умы «перекраиваются» слишком много раз, чтобы помнить или понимать, что такое быть младенцем.

Глава 17 Развитие