Может быть, имеет смысл уже сегодня передать
тебе мои особые поздравления и пожелания к Пасхе? Не знаю, долго ли идут письма... Когда этими днями я то и дело перелистываю «Новую песнь», мне становится понятно, что наслаждением от пасхального пения я обязан в основном тебе. Вот уже год, как я не слышал песнопений. Но любопытно, что музыка, которую слышишь внутренним слухом и в которую сосредоточенно погружаешься, может показаться даже прекраснее, чем услышанная ухом; она приобретает как бы «новую плоть»! Есть только несколько вещиц, которые я знаю настолько, что могу слышать их внутренним слухом; и вот как раз с пасхальными гимнами это получается особенно здорово. Музыка глухого Бетховена становится мне экзистенциально понятнее, для меня это прежде всего от-Кстати, в последнее время я иногда слушаю воскресный концерт с 18 до 19 часов, правда, приемник— дрянь...
носится к части в форме темы с вариациями из 32-й сонаты (on. 111):
великой
задаче. Желаю тебе, чтобы ты мог порадоваться этому, несмотря на выпавшие на твою долю лишения. Прощай, я должен заканчивать письмо...Если уж и Пасха пройдет, а мы так и не сможем попасть домой и повидаться, то надежду на это я все-таки откладываю не далее, чем на Троицу.
Что ты думаешь на этот счет? У вас, наверное, сейчас роскошная весна...Можешь себе представить, благодаря чистой случайности я вдруг опять занялся графологией и получаю от этого массу удовольствия; сейчас я штудирую Клагеса. Но почерками родственников я не занимаюсь, здесь достаточно других интересных материалов. Я все-таки убежден в надежности этого метода. Ты ведь помнишь, что, будучи совсем юным студентом, я настолько преуспел в этом, что мне самому стало неприятно, я и прекратил эти занятия,— тому уж 20 лет. Но теперь, когда я полагаю, что уже преодолел опасности психологии, меня тем не менее все это крайне интересует и я с удовольствием поговорил бы с тобой на эту тему. Если мне снова станет жутковато, я сразу же оставлю это. Могу представить, что ты тоже добился бы больших успехов; ведь здесь необходимы две вещи, из которых второй ты владеешь лучше, чем я: способность вчувство- вания и наблюдательность. Если тебе интересно, я кое-что напишу.
В толстенной (на 800 страниц) биографии Клопштока (Карл Киндт, 1941) я нашел впечатляющие выдержки из его драмы «Смерть Адама», в которой он изображает смерть первого человека; уже хотя бы ода интересна, стиль мощный. Мне уже давно приходило в голову реабилитировать Клопштока. Да, книжка меня захватила...
У меня есть очень подробная карта окрестностей Рима, и я часто рассматриваю ее, когда думаю о тебе; я могу представить, как ты уже привычно разъезжаешь по этим улицам, слышишь близкий шум войны и видишь с гор море...