Сопротивление и покорность

Как ты провел Пасху? Был ли в Риме? Как ты справился с тоской по дому? Я думаю, что в твоем положении это даже труднее, чем в моем, потому что дело ведь не в отвлечении и рассеянии. Ведь для того, чтобы разобраться в себе, необхо­дим весь набор последних истин, а для этого ну- ясно много времени наедине с самим собой. Я об­наружил, что первые теплые весенние дни что-то надорвали во мне; у тебя будет то же самое. Когда природа снова возвращается к себе, а подлинная жизнь и исторически сложившиеся общности, в которых мы живем, пребывают в состоянии не- разрядившегося напряжения, мы этот раскол вос­принимаем особенно остро; с другой стороны, это не что иное, как тоска, и, возможно, даже неплохо, что мы ощущаем ее с такой силой. Про себя, во всяком случае, должен сказать, что я многие, мно­гие годы прожил хотя и не без целей, задач и на­дежд, в которые можно было уйти с головой, но личной тоски я не знал, а из-за этого, возможно, прежде времени и состарился. В результате этого все стало чересчур «деловитым»; цели и задачи есть сегодня почти у всех людей, все приобрело неслыханно деловитый, вещный характер, но кто может позволить себе в наши дни сильное личное чувство, настоящую тоску, кто прилагает усилия, кто тратит свою энергию для того, чтобы выно­сить в себе тоску, переработать ее и воспользова­ться ее плодами? Пара сентиментальных шляге­ров с их наигранной наивностью и пустым прими­тивом— вот жалкие остатки и предел того, что человек еще соглашается взять на себя из области душевных переживаний; просто дрожь берет от этой внутренней опустошенности и нищеты. Мы же, напротив, будем радоваться, если на нас нава­лится что-нибудь потяжелее, а на причиняемую этим боль станем смотреть как на богатство. Вы­сокое напряжение вызывает сильные искры (или это с точки зрения физики не так? Тогда сам дай правильный образ!).

Я издавна питаю особую любовь к периоду между Пасхой и Вознесением. И здесь все связано с высокими напряжениями. Смогли бы люди переносить земные напряжения, если бы не ведали о напряжении между Небом и Землей? С тобой ли «Новая песнь»? Я хорошо помню, как мы с тобой открыли для себя песнопения на Вознесение, и среди них то, которое я до сегодняшнего дня люблю больше всего: «И этот день воспомним мы...» Кстати, в этом году исполняется десять лет с тех пор, как мы познакомились. Это солидный промежуток времени; а прошлый год был прожит едва ли с меньшей интенсивностью, чем все пре­дыдущие из нашей vita communis.

...У меня такое предчувствие, что мы оба — т. е. ты и я — возвратимся домой вместе. Мне бы­ло сказано, что пока я не должен настраиваться на изменение моего нынешнего статуса, и все это по­сле того, как каждые две недели меня кормили все новыми и новыми обещаниями. Я не могу считать это ни правильным, ни умным и составил на этот счет собственное мнение, о чем мне так бы хоте­лось побеседовать с тобой, но я вынужден счита­ться с действительностью и настроить себя на то, что я со своими взглядами успеха иметь не смогу. Вообще говоря, я надеюсь на Троицу!

Вчера я слышал, как кто-то сказал, что послед­ние годы для него потеряны напрасно. Я очень рад, что у меня еще никогда не было такого ощу­щения; я еще ни разу не жалел о своем решении ле­т0м 1939 года и, напротив, считаю, что моя жИЗнь — как ни странно это звучит — текла прямо, никуда не отклоняясь, во всяком случае, что ка­сается внешнего ее течения. Это было непрерыв­ное обогащение опытом, за что мне остается то­лько благодарить. Если бы мое теперешнее поло­жение оказалось завершением моей жизни, то у это­го был бы свой смысл, который мне, как кажет­ся, был бы понятен; с другой стороны, все это также могло бы быть основательной подготовкой для нового начала, которое было бы связано с мирным временем и новыми задачами... Ну, хва­тит на сегодня; мне еще нужно провести один гра­фологический анализ; я занимаюсь этим в те часы, когда не в состоянии работать по-настоящему. Письмо вышло несколько сумбурным, поскольку во время писания меня постоянно прерывали...

22.4.44