Сорок одна хлопушка

– Соревнование по поеданию мяса закончено, победил Ло Сяотун. Неплохо проявил себя и Фэн Техань. Что касается Лю Шэнли и Вань Сяоцзяна… – Лао Лань бросил презрительный взгляд на их фигуры и продолжал: – Что называется, без алмазного сверла взялись обрабатывать фарфор – в результате испорчены два тазика хорошего мяса. Отныне мы на предприятии должны чаще проводить подобные соревнования, чтобы работники мясокомбината умели есть мясо. Тебе, Ло Сяотун, не надо гордиться этой своей победой – в следующий раз, вполне возможно, появится молодец, который одолеет тебя. В другой раз соревнование не будет ограничено рамками нашего предприятия, мы должны придать ему общественный характер, с его помощью поднять рейтинг мясокомбината. Надо изготовить кубок, а победитель соревнования должен ещё получать денежный приз. Если не приз, наше предприятие будет предоставлять победителю право бесплатно есть мясо целый год…

Тут раздался звонкий голосок сестрёнки:

– Я тоже хочу соревноваться!

Её крик привлёк взгляды многих, и она стала центром внимания. Лицо сестрёнки раскраснелось, одна косичка торчит вверх, выразительные глазки, кругленькое тельце, бесконечно милая.

– Отлично, вот так герои выходят из молодёжи! В каждой профессии есть мастера своего дела! В чём положительная сторона политики реформ и открытости, в чём она выражается? Как раз в том, что не пропадают таланты любого человека. Поедание мяса – это тоже достижение, в этом тоже можно быть на голову выше других. Ладно, состязание завершилось. Закончившие смену по домам, пришедшие на работу – по цехам, – подвёл итог Лао Лань.

Шумно обсуждая произошедшее, все стали расходиться. Указав на блюющих у забора Лю Шэнли и Вань Сяоцзяна, Лао Лань спросил у врача:

– Доктор Фан, не надо ли уколы сделать этим двум?

– Какие уколы? Выблюются – и хорошо. – Доктор Фан указал подбородком в мою сторону: – Я всё-таки немного переживаю за этого парнишку, уж очень много он съел.

Лао Лань с улыбкой похлопал доктора по плечу:

– Тут вы, дружище, будьте покойны, он парень непростой, это бог мяса, правитель небесный с тем его и ниспослал, чтобы он ел мясо, у него и живот устроен, может быть, не так, как у нас. Верно, Ло Сяотун? Живот не пучит? Не нужно, чтобы доктор тебя осмотрел?

– Спасибо, у меня всё хорошо, – поблагодарил я доктора и Лао Ланя, – я правда чувствую себя очень хорошо.

Хлопушка тридцать седьмая

Всю ночь шёл проливной дождь – блевотину отравившихся мясом начисто смыло. Влажная дорога сверкала, зелёные листья на деревьях поблёскивали, словно смазанные маслом. Дождь размыл отверстие в крыше храма в дыру размером с жёрнов, солнечные лучи беспрепятственно проникали вовнутрь, несколько десятков убежавших от воды крыс восседали на упавших статуях божков. Вчера вечером женщина, очень похожая на тётю Дикую Мулиху, не показывалась, живот подводило от голода, и я объел маленькие грибы вокруг циновки мудрейшего. После этих грибов настроение поднялось, глаза прояснились, мысли стали чётче. В глубине сознания стали всплывать незнамо когда виденные сцены. Я увидел кладбище у гор с видом на море (ах, какой прекрасный фэн-шуй!), а посреди кладбища – женщину в чёрном, сидевшую у большого гранитного надгробия. По фотографии на надгробии я понял, что это могила сына Старшóго Ланя. По чёрной родинке в уголке рта я узнал её: это была ушедшая в монастырь Чэнь Яояо. Никаких слёз на лице, не видно и никакой печали. От букета белых калл перед погребальной стелой доносился слабый аромат. Какая-то женщина тихо подошла к погруженному в сон Старшóму Ланю и негромко сказала:

– Господин Лань, наставница Хуэймин прошлой ночью преставилась.

Старшóй Лань глубоко вздохнул, словно гору с плеч скинул, и, будто говоря сам с собой, произнёс:

– Теперь мне и впрямь беспокоиться не о чем! – Он выпил рюмку вина и сказал стоявшей за спиной женщине: – Скажи Сяо Циню, чтобы привёл пару женщин.

Та пролепетала:

– Господин…

– Ну что «господин»? – живо откликнулся он. – Я хочу безумным совокуплением отметить её вхождение в нирвану.

От резких сотрясений во время телодвижений Старшóго Ланя поочерёдно с каждой из двух длинноногих узкоплечих девиц во двор храма Утуна, покачиваясь, вышли четверо мастеров, создавших статую бога. Увидев её вычищенной до неузнаваемости бешеным потоком воды, они ахнули. Старший из них выговаривал троим помоложе, недовольный тем, что они не накинули на божка пластиковую плёнку, защитившую бы его от дождя, или не надели на него соломенную шляпу. Ни слова не говоря, мастера помоложе терпеливо слушали выговор старшего. Две длинноногие девицы опустились на колени на ковре и кокетливо взмолились:

– Смилуйся, названый отец, наши груди – это груди Яояо, наши ноги – это ноги Яояо, мы – замена Яояо, а ты делаешь нам больно.

– А вы хоть знаете, кто такая Яояо? – холодно спросил Старшóй Лань.

– Не знаем, – ответили те. – Мы знаем только, что, выдавая себя за Яояо, мы можем доставить названому батюшке радость, а батюшка на радостях может делать нам больно.