Сорок одна хлопушка

Стоило ей расплакаться, как у меня защемило сердце. Поэтому я твёрдо сказал:

– Да, тётушка так говорила, и я тогда согласился. Это говорила тётушка, это говорил и дядюшка Лао Лань, и это говорилось в присутствии Циня, начальника управления из города.

– Подумаешь, дело какое важное, было бы из-за чего так горячиться, – сердито сказала мать. – Мёртвому утешение!

– И мёртвые об этом знают? – презрительно спросил отец.

– Знают или не знают, говоришь? – Лицо матери потемнело. – Человек умирает, душа не умирает.

– Хватит болтать попусту! – не выдержал отец.

– Что я такого болтаю попусту? – не уступала мать.

– Я с тобой ссориться не хочу. – Отец говорил уже не так громко. – Сын твой, как хочешь, так и поступай.

Тут встал сидевший на корточках и молчавший Сяо Хань:

– Директор Ло, не будьте таким упрямым, раз уж управляющая Ян уже согласилась в присутствии президента Ланя, начальник цеха Сяотун тоже согласен, так почему бы не сделать приятное? К тому же это ведь не театральное представление? Даже если Сяотун десять тысяч раз оденется почтительным сыном, он всё равно твой сын, никто его не отнимет. Столько людей борются за такую возможность, но не получают её.

Отец, опустив голову, молчал.

– Вот такой у него несносный норов, – сказала мать. – В любом деле выступает наперекор мне. Всю жизнь, считай, не выбраться из-под его контроля.

– Давай выбирайся быстрей, – как-то неопределённо проговорил отец.

– Вздор какой-то несёт, – выругалась мать и повернулась ко мне: – Сяотун, найди жену Хуан Бяо, пусть поможет тебе переодеться, через какое-то время приедет репортёр снимать на видеокамеру, смотри, чтобы без озорных улыбочек – тётушка Лань при жизни относилась к тебе неплохо, и тебе следует выказать крайнее сыновнее почитание.

– Я тоже хочу переодеться… – захныкала сестрёнка.

– Цзяоцзяо! – уставившись на неё, прикрикнул отец.

Сестрёнка скривила губы, готовая заплакать, но увидев, что отец небывало непреклонен, сдержалась, не проронила ни звука и вся в слезах вышла.

Хлопушка тридцать девятая

К вечеру высокую сцену уже возвели, четыре мастера подняли на неё заново покрашенного мясного бога и поставили сбоку. Лицо бога, обращённое навстречу лучам влажного июльского солнца, казалось особенно красочным. Чтобы он не упал, мастера приколотили его ноги к полу двумя толстенными гвоздями. Когда они заколачивали эти гвозди, моё сердце сжималось вслед за этим грохотом, ноги тоже – удар за ударом дёргались. Потом, придя в себя, я понял, что потерял сознание – свидетельством тому были мокрые от мочи штаны, прокушенный язык и боль от щипка под носом. Рядом с моим телом выпрямилась молодая женщина с больничным бейджиком на груди, за ней врач-мужчина тоже с больничным бейджиком и волосами, окрашенными в золотистый цвет. Он сказал:

– Должно быть, эпилептический припадок.

Я лежал на спине, а он, согнувшись в поясе, спросил:

– В семье эпилептиков не было? – Сбитый с толку, я покачал головой – в ней царила пустота.

– Ты у него спрашиваешь, используя такие слова – куда ему понять? – Женщина презрительно глянула на него и, наклонив голову, спросила: – В твоей семье падучая случалась?

Падучая? Я усиленно размышлял, чувствуя слабость во всём теле, руки мягкие, не поднять. Падучая? Вспомнил, как отец Фань Чжаося нередко терял сознание на улице, изо рта шла белая пена, всё тело дёргалось в конвульсиях, и я слышал, как люди говорили, что это падучая. В моём роду падучей не было. Даже когда мы с отцом доводили мать до бешенства, никакой падучей не случалось. Покачав головой, я опёрся слабыми, как лапша, руками о землю и с трудом сел.

– Возможно, это вторичная эпилепсия, такое по большей части случается в результате тяжёлых душевных потрясений, – сказала женщина-врач.

– У таких людей душевная жизнь очень проста. Ну откуда у них потрясения? – усомнился мужчина.

«Мать твою, – выругался я про себя, – если подумать, откуда ты можешь знать, что моя душевная жизнь очень проста? Моя душевная жизнь сложна до невозможности!» Женщина-врач обратилась ко мне:

– Имей в виду, тебе нельзя забираться на горы, опускаться под воду, тем более нельзя водить машину, мотоцикл, ездить верхом тоже не годится.

Я понимал, что она говорит, но судя по моему лицу, точно пребывал в полном неведении. Поэтому мужчина сказал:

– Пойдём, Тяньгуа, представление скоро начнётся.