Под лучами палящего полуденного солнца я сидел перед гробом и автоматически бросал бумажные деньги в таз, наблюдая происходящее во дворе и иногда поглядывая на сидящую напротив Тяньгуа. Она устала и то и дело зевала. Сестрёнка не знала, куда и сунуться. Брызжущая энергией жена Хуан Бяо, которая распространяла вокруг густой запах мяса, маленьким вихрем носилась туда-сюда по гостиной. Лао Лань громко говорил где-то в доме, я не знал, кто его слушает. Входящих и выходящих было так много, что всех и не упомнишь. В тот день дом Лао Ланя походил на штаб крупного сражения – тут и советники, и сотрудники, и помощники, и представитель местного правительства, и видные люди общества, просвещённая интеллигенция – кого там только не было. Я увидел, как вышел из восточной пристройки отец, сгорбившийся и мрачный. Мать скинула верхнюю одежду, оставшись в белой рубашке, заправленной в чёрную юбку, лицо раскрасневшееся, как у только снёсшей яйцо курицы, способная, пылкая. Она указала главным мастерам, застывшим как истуканы, на отца, остановившегося перед бумажными фигурами:
– Идите с ним, он рассчитается.
Отец, ни слова не говоря, повернулся и вошёл в восточную пристройку. Двое мастеров или искусствоведов неторопливо переглянулись и последовали за ним. Мать громко заговорила с Яо Седьмым, руководителем оркестра и монахом. Её голос звучал пронзительно, громом отдаваясь в моих ушах. Мне уже хотелось спать.
Наверное, я немного задремал, потому что, снова бросив взгляд на двор, обнаружил, что бумажные фигуры сложены вместе, и освободилось немало свободного пространства. Там поставили два стола и десяток складных стульев. Только что палившее солнце уже скрылось за тучами. Небо в июле непостоянно, как женское лицо. Жена Хуан Бяо вышла во двор, сделала круг по нему и, вернувшись, заявила:
– В такой день уж не пошёл бы дождь.
– Дождь соберётся или девка замуж захочет – не удержишь, – поддержала разговор внезапно появившаяся у входа в гостиную молодая женщина в белом халате с завитыми волосами, накрашенными чёрным губами и усыпанным прыщами лицом. – Президент Лань где?
Жена Хуан Бяо быстрым взглядом окинула пришедшую и пренебрежительным тоном сказала:
– А, это ты, Фань Чжаося. Зачем пожаловала?
– Тебе можно прийти, а мне нельзя, что ли? – с тем же пренебрежением проговорила Фань Чжаося. – Президент Лань позвонил и велел прийти побрить его.
– Не надо прикидываться, что тебе приказали, Фань Чжаося! – вспыхнула разъярённая сноха. – На президента Ланя обрушилось такое несчастье, у него два дня ни рисинки во рту не было, ни глотка воды не выпил… Куда ему о бритье думать?
– Вот как? – презрительно бросила Фань Чжаося. – Президент Лань самолично звонил мне по телефону, что, я его голос не узнаю?
– У тебя, случаем, не жар? – ехидно поинтересовалась жена Хуан Бяо. – При жаре бывают фантазии, чего только не привидится.
– Тьфу! – сплюнула Фань Чжаося. – Отошла бы ты в сторонку да охолонула, а то спешишь в хозяйки дома записаться, усопшая ещё остыть не успела!
И подняв свой парикмахерский инструмент, вознамерилась войти. Жена Хуан Бяо, расставив руки, закрыла створки дверей, ноги тоже расставила и стала похожей на иероглиф «большой».
– Пусти! – прошипела Фань Чжаося.
Жена Хуан Бяо, набычив голову, кивнула острым подбородком на свою промежность:
– Широка дорожка, а ну проскользни!
– Ах ты, дрянь вонючая! – злобно выругалась Фань Чжаося и стремительно пнула соперницу между ног.
– Как ты смеешь бить меня?! – горестно взвыла жена Хуан Бяо, съёжившись и рухнув на тело соперницы.
Она вцепилась в волосы Фань Чжаося, а та ухватила её грудь.
Женщины сплелись в один клубок.
Во двор зашёл Хуан Бяо с корзинкой посуды, он только оскалил зубы в предвкушении интересного зрелища, но вдруг среди двух кусающихся женщин разглядел собственную жену, с рычанием отбросил корзинку – посуда звонко зазвенела, прыгнул вперёд, размахивая ногами и кулаками, но несколько раз попадал не туда, пиная жену по заднице и отоваривая её кулаком по плечу.
Заступаться за Фань Чжаося бросился один из родственников, двинув Хуан Бяо плечом. Этот человек на железнодорожной станции носил дорогие товары, здоровенный, как стальная пагода, до пятисот цзиней таскал на плече, и Хуан Бяо отлетел назад, приземлившись рядом со своей корзинкой. Недовольный, он схватил все эти тарелки и чашки и швырнул в сторону. Посуда разлетелась вокруг, ударившись в стену, попав в толпу, что-то раскололось вдребезги, что-то целое и невредимое каталось по земле. Получилось целое представление. Из гостиной показался Лао Лань и громко крикнул:
– А ну прекратили быстро!
Он обладал действительно незаурядным авторитетом: крикнул – и, словно сотня хищных птиц собралась в лесу, все затихли. Или будто тигр вышел из пещеры – все звери распростёрлись на земле. Растрёпанные волосы, торчащая щетина, красные глаза, он хрипло проговорил:
– Вы пришли помочь мне или погреть руки на чужой беде? Решили, что так Лао Лань и повалится?