Сорок одна хлопушка

– Как? – разгорячился Сучжоу. – Ты совершил предумышленное убийство жены, и нет тебе прощения ни среди людей, ни на небе!

Лао Лань покачал головой и страдальчески произнёс:

– Сучжоу, ты не ребёнок, это ребёнок может болтать что попало, а ты говорить всякий вздор не можешь. Ты за свои слова несёшь ответственность перед законом.

– Ответственность перед законом? Ха-ха, ха-ха! – бешено расхохотался Сучжоу. – А за предумышленное убийство жены не нужно нести ответственность перед законом?

– Какие у тебя доказательства? – спокойно спросил Лао Лань.

Сучжоу хлопнул окровавленной рукой по гробу под собой:

– Вот мои доказательства!

– Не мог бы ты выражаться пояснее? – сказал Лао Лань.

– Если ты в душе не задумал недоброе, – сказал Сучжоу, – зачем так поторопился с кремацией? Почему меня не дождался, чтобы гроб закрыть?

– Я неоднократно посылал за тобой, но одни говорили, что ты в Дунбэй товар повёз, другие – что на Хайнань уехал развлекаться, – сказал Лао Лань. – А нынче такая жарища, что и скалка зацвести может, целых два дня тебя ждали…

– Не надо думать, что кремация уничтожает все улики, – холодно усмехнулся Сучжоу. – Наполеон умер не одну сотню лет назад, однако потомки с помощью химического анализа выявили в его костях содержание мышьяка. Пань Цзиньлянь сожгла У Далана, но У Сун[83] всё же разглядел трещину на черепе – даже не надейся, что выйдешь сухим из воды.

– Нет, но это смех, да и только, – сказал Лао Лань, обводя всех полными слёз глазами. – Если бы я, Лао Лань, не мог жить с ней дальше, вполне возможно было пройти надлежащие процедуры и развестись, какая надобность идти на убийство? Земляки, вы люди не слепые, скажите, мог я, Лао Лань, совершить подобную глупость?

– Ну, тогда расскажи, как умерла моя сестра? – строго спросил Сучжоу.

– Ты вынуждаешь меня, Сучжоу. – Лао Лань присел на корточки и взялся за голову. – Заставляешь меня выносить сор из избы… Глупая твоя сестра, сама искала смерти, вот и повесилась…

– Почему моя сестра повесилась? – пронзительно взвизгнул Сучжоу со слезами в голосе. – Ну скажи, почему она вздумала вешаться?

– Ах, ну и глупа же ты, мать моего ребёнка!.. – заплакал Лао Лань, стукнув себя кулаком по голове.

– Лао Лань, скотина ты этакая, вступил в сговор с любовницей, свёл в могилу мою сестру, а потом представил всё, как самоубийство, – стиснув зубы, прорычал Сучжоу. – А сегодня я собираюсь отомстить за сестру!

Схватив тот самый острый топор, Сучжоу спрыгнул с гроба и набросился на Лао Ланя.

– Держите его! – испуганно вскрикнула мать.

Все вместе подались вперёд, держась друг за друга руками, плечом к плечу, а Сучжоу уже метнул топор в сторону Лао Ланя. Топор полетел, посверкивая белым и оставляя за собой красный след, прямо в голову Лао Ланя. Мать торопливо потянула Лао Ланя в сторону, и топор упал на пол. Мать отшвырнула его ногой и в страхе воскликнула:

– Ты, Сучжоу, совсем озверел. Смеешь среди бела дня с топором на людей бросаться.

Сучжоу в ответ дико захохотал:

– Ян Юйчжэнь, потаскуха, это ты вместе с Лао Ланем свела мою сестру в могилу!..

Мать покраснела, тут же побледнела, губы её затряслись, дрожащим пальцем она указала на Сучжоу, выдавив из себя:

– Ты… Ты гнусный… клеветник…

– А ты, Ло Тун, размазня этакая, зелёная шапка, рогоносец старый! – громко ругался Сучжоу, тыча пальцем в отца. – Мужчина называется, мать твою! Твоя жёнушка спит с ним, почти не скрываясь, в обмен на твой пост директора предприятия, на назначение твоего сынка управляющим… Ну и тряпка же ты, как ещё не стыдно жить в этом мире?! На твоём месте я давно бы уже удавился, а ты живёшь себе в своё удовольствие…

– Мать твою так и эдак, Сучжоу! – Я рванулся вперёд и замолотил кулаками по его животу.

Двое мужчин бросились ко мне и отволокли назад.

Вперёд выступил Яо Седьмой и стал увещевать Сучжоу:

– Знаешь, брат, драться дерись, но чувств не задевай, ругаться ругайся, а порочить человека не надо, да ещё в присутствии его сына и дочки. А старине Ло куда деваться?

– Мать твою разэтак, Яо Седьмой! – выругался я.

– Мать твою разэтак, Яо Седьмой! – тоже выругалась протиснувшаяся вперёд сестрёнка.

– Этим детишкам смелости не занимать, – усмехнулся Яо Седьмой. – Чуть что, так сразу чью-нибудь мать поминают. Вы хоть понимаете, про что речь в этом ругательстве?

– Прошу всех вести себя прилично и говорить поменьше, – провозгласил папаша Чэн Тяньлэ. – Я – распорядитель, я тут главный, поднимайте гроб!

Но его приказа никто не послушался, все взгляды были устремлены на моего отца, все словно чего-то ждали.

Отец стоял в углу у стены, опираясь о неё спиной, задрав лицо вверх и словно рассматривая узорчатые обои на потолке. Ни ругань Сучжоу, ни насмешки Яо Седьмого, похоже, не произвели на него никакого впечатления.

На улице с шумом, как стрелы, падали струи дождя, монахи и музыканты застыли как деревянные истуканы, ни ветру, ни дождю было не под силу их сдвинуть с места. Зал наискось пересекла маленькая ласточка с оранжево-жёлтым брюшком, она бестолково тыкалась в разные стороны, и от движения воздуха, поднятого её крыльями, заколебалось пламя свечей.