Сорок одна хлопушка

Испустив долгий вздох, отец оторвался от стены и медленно пошёл вперёд – шаг, два, три, четыре… Все застыли, не отрывая от него глаз. Пять шагов, шесть, семь, восемь, перед топором отец остановился, опустил голову, наклонился, ухватил топорище указательным и большим пальцем правой руки и замахнулся. Потом краем одежды стал вытирать кровь с топорища. Он чистил топор тщательно, как плотник чистит любимый инструмент. Потом крепко ухватил топор левой рукой. Отец был известный левша в деревне (я тоже левша, и сестрёнка тоже – левши все умные; во время еды у нас с матерью вечно завязывался спор: у нас палочки в одной руке, у неё в другой), он направился к Яо Седьмому – тот быстро улизнул и спрятался за спиной Сучжоу. Отец приблизился к Сучжоу, который мгновенно очутился за гробом. Яо Седьмой торопливо переместился туда же, по-прежнему пользуясь телом Сучжоу как прикрытием. На самом деле отец и не собирался соперничать с ними. Он шёл к Лао Ланю. Тот встал и спокойно кивнул:

– Я раньше был о тебе высокого мнения, Ло Тун, на самом деле ты не подходишь ни Дикой Мулихе, ни Ян Юйчжэнь.

Отец высоко занёс топор.

– Папа! – с громким криком я помчался вперёд.

– Папа! – с громким криком помчалась вперёд сестрёнка.

Маленький репортёр поднял фотоаппарат.

Его объектив был нацелен на отца и Лао Ланя.

Вылетевший из рук отца топор описал кривую и опустился прямо на лоб матери.

Мать не произнесла ни звука, простояв момент как деревянная свая, она стала падать вперёд и упала на руки отца…

Хлопушка сороковая

Тот самый электрик с ловкими ногами забил в стену храма гвоздь, потом протянул провод и повесил огромную лампу. Яркий до рези в глазах свет залил сумрачный храм до бледноты, какая бывает при падучей. Я страдальчески зажмурился, чувствуя, что ноги и руки судорожно напряглись, в ушах словно звенела пара цикад. Я боялся, не случился бы снова приступ моей болезни. Очень хотелось предложить мудрейшему перебраться в комнатушку за образами святых, чтобы избавиться от режущего глаза света, но выражение его лица оставалось безмятежным, похоже, ему было вполне комфортно. Я вдруг обнаружил рядом с собой изящные тёмные очки, вполне возможно, их оставила здесь, спасая меня, та студентка мединститута (я не уверен, что она – дочка Лао Ланя, в Поднебесной столько людей с одинаковыми именами и фамилиями). Она помогла мне, была так добра ко мне, по идее, мне следовало вернуть ей эти тёмные очки, но она уже исчезла бесследно. Я надел очки, чтобы защититься от яркого света. Если она здесь появится, я тут же верну их, а если не появится, временно поношу, хотя понимаю, что такая барышня вряд ли захочет носить их после такого человека, как я. Перед глазами всё поменяло цвет, стало каким-то нежно-бежевым, очень приятным. Лао Лань легкомысленно перешагнул порог ворот, вошёл в храм, подняв к груди здоровую руку, кое-как поклонился, потом согнулся в глубоком поклоне и каким-то ненастоящим голосом произнёс:

– Уважаемый Ма Тун, невежественный Лао Лань, премного виноватый, пригласил театральную труппу, чтобы они спели для вас. Вы, уважаемый, хранили меня, чтобы я разбогател, ждали, пока я разбогатею, и вот вношу много денег на реставрацию храма, на новую статую, хочу также подобрать для вас несколько барышень, чтобы вам в любое время было весело и радостно, чтобы не прыгать среди ночи к кому-то через стену.

От его молитвы стоявшие за ним прикрыли руками рот, чтобы скрыть смех.

– Это ты молишься? – скривила рот Фань Чжаося. – Ясное дело, навлекаешь на себя жизненную силу божества.

– Да что ты понимаешь, – сказал Лао Лань. – Божество меня понимает. Уважаемый бог Ма, как вам эта женщина? Ежели желаете, пришлю её прислуживать вам!

Фань Чжаося пнула Лао Ланя со словами:

– Поистине, как говорится, от негодяя доброго слова не услышишь! Божество Ма Тун обладает чудодейственной силой, одним ударом копыта убить может.

– Папа! Мама! – завопила их дочка во дворе. – Я сахарной ваты хочу!

Лао Лань похлопал Ма Туна по шее:

– Уважаемое божество Ма, до свидания. Приглянется тебе какая женщина, сделай так, чтобы она мне приснилась – и Лао Лань точно добудет её для вас. Нынешним женщинам такие большие штуковины, как у вас, ой как нравятся.

Окружённый толпой Лао Лань вышел из ворот храма. Я заметил несколько ребятишек, шнырявших среди толпы с сахарной ватой в руках, один продавец жареной кукурузы обмахивал жаровню на древесном угле сломанным веером и заунывно кричал:

– Жареная кукуруза! Один початок – один юань! А коли не ароматная и не сладкая, то и денег не надо!

Перед сценой уже сидело множество зрителей. На сцене зазвучали гонги и барабаны, начали настраивать инструменты мастера игры на цине. Мальчик с торчащими на голове косичками, в красном набрюшнике и измазанным чем-то красным личиком, цинъи[84] в просторном халате с боковым запахом, свободных штанах с широкими штанинами и узлом волос сзади, седобородый старик в соломенной шляпе и соломенных сандалиях, шут с синим лицом, женщина-клоун[85] – все шумно ввалились в храмовый зал.