Сорок одна хлопушка

– Дети, между нами существует огромное недоразумение, сейчас вы ещё маленькие и в делах взрослых не разбираетесь. Думаю, вас подбили плохие люди, но верю, что настанет день, и вы всё поймёте. Сейчас я ничего объяснять не буду, если вы ненавидите меня, то в любое время можете убить, милости прошу.

– Мы не хотим убивать тебя, с какой стати нам хотеть этого? И мы не ненавидим тебя, мы лишь не хотим жить, мы хотим лишь, чтобы ты убил нас, мы просим тебя об этом.

– Сволочь я, сволочь – пойдёт? – сказал Лао Лань.

– Нет, не пойдёт, – решительно заявила сестрёнка, – ты должен убить нас.

– Сяотун, Цзяоцзяо, милые дети, не надо скандалить, – сказал Лао Лань. – Я очень переживаю случившееся с вашими родителями, правда, очень переживаю, ни минуты покоя нет душе. Каждый миг размышляю о вашем будущем. Послушайте меня, дети, не надо капризничать. Хотите работать, я всё устрою. Хотите учиться – тоже всё налажу. Хорошо?

– Нет, не хорошо, – сказал я. – Мы ни о чём ином не думаем, только о том, чтобы умереть. Сегодня ты должен убить нас.

Мордастый бизнесмен из иных краёв засмеялся:

– Эге, какие любопытные детишки.

– Это два таланта, – улыбнулся Лао Лань гостю, а потом повернулся лицом к нам: – Сяотун, Цзяоцзяо, вы сперва идите поешьте мяса, пусть Хуан Бяо подаст вам самого лучшего, я сейчас занят, подождите немного, поговорим и обязательно найдём, как нам всё разрешить.

– Нет, не пойдёт, будь ты ещё более занятым, и то хватило бы времени на такую малость, – сказал я. – Нужно-то всего два удара – и убьёшь нас. Закончишь с этим, продолжай заниматься своими делами, мы уже нисколько твоего времени не займём. Если сейчас не убьёшь нас, мы будем каждый день приходить и беспокоить тебя.

– Я вам покажу, дряни маленькие! – отбросив всякое стеснение, рассерженно заорал Лао Лань. – Хуан Бяо, вышвырни их отсюда!

Подошедший Хуан Бяо схватил одной рукой за руку меня, другой – Цзяоцзяо и вытащил нас вон. Мы вели себя очень послушно и ничуть не сопротивлялись, но стоило ему отпустить нас, как мы снова отправлялись к Лао Ланю и, найдя его, передавали ему нож и ножницы, одновременно умоляя убить нас.

Мой авторитет с грохотом фейерверка скакнул вверх. С тех пор мы каждый день ходили на мясокомбинат к Лао Ланю и, найдя его, просили убить нас. Лао Лань распорядился, чтобы нас задерживали на воротах и не пускали. Когда нас перестали пускать, мы садились у ворот и терпеливо ждали. Стоило показаться машине Лао Ланя, мы тут же бросались к ней, становились перед ней на колени и, подняв нож и ножницы, просили его убить нас. Потом Лао Лань попросту перестал выходить с предприятия, и мы громко кричали через ворота:

– Эй, Лао Лань, Лао Лань, выходи, убей нас, эй, Лао Лань, Лао Лань, будь так добр, убей нас…

Когда никого не было рядом, мы просто сидели, а когда кто-то появлялся, мы вставали и начинали кричать. Заслышав наши крики, пешеходы часто подходили и спрашивали, что случилось. Мы не отвечали, лишь ещё громче кричали:

– Эй, Лао Лань, ну убей нас… умоляем…

Мы полагали, что пройдёт немного времени, и о нас будет рассказывать пол-уезда. На самом деле, какое там пол-уезда? Должно быть, полпровинции, полстраны, потому что заказчики мясокомбината были повсюду.

Однажды Лао Лань оделся стариком и хотел проскользнуть через ворота на старом джипе, но от него исходил особый запах, и мы с сестрёнкой издалека его почуяли. Мы остановили джип, вытащили его из-под брезентового верха и всучили ему нож и ножницы. Он взял их и со свирепым видом сказал:

– Даже если гной из фурункула не выходит, всё равно рано или поздно разболится.

Сначала он поставил правую ногу на подножку джипа, закатал штанину, наставил нож на икру – и бац! – вонзил его. Затем правую опустил, выставил левую, закатал штанину и ткнул старыми ржавыми ножницами в икру. Спустил с подножки левую и, поддерживая обеими руками штанины, стал вонзать в себя нож и ножницы, сделал пару кругов у ворот, чтобы натекло много крови. Поставив правую ногу на подножку джипа, он вытащил нож – хлынула чёрно-красная кровь – и бросил его перед нами. Снял правую ногу, поставил вместо неё левую, вытащил ножницы – полилась струйка синей крови – и бросил перед сестрёнкой. Глядя на нас, он с презрением проговорил:

– Что, сынок, слабо? Если нет, давай так ещё пару раз.

В этот миг я почувствовал, что мы опять можем потерпеть неудачу. Этот ублюдок Лао Лань таким образом поставил нас в безвыходное положение. Да, я знаю, если бы мы с сестрёнкой вонзили бы нож и ножницы себе в голени, это было бы полным поражением Лао Ланя, у него не было бы иного способа спасти репутацию, кроме как покончить жизнь самоубийством. Но вонзить нож себе в голень – это действительно страшная боль. Конфуций сказал: «Тело – это дар от родителей, нельзя нарушать преданность им». Ранить своё тело ножом и есть открытое противопоставление себя Конфуцию, то есть мы получаемся людьми невоспитанными. И когда это пришло мне в голову, я сказал: