Сорок одна хлопушка

Когда мать первый раз послала меня в дом Лао Ланя, чтобы пригласить его к нам, стоял погожий полдень. Снег на улице таял, на недавно, лишь прошлой осенью положенном асфальте стояли лужи, и чёрные полоски виднелись только там, где явно недавно проехал автомобиль. Дорогу у нас в деревне заасфальтировали не за счёт местного бюджета, деньги обеспечил один Лао Лань. Деревенским стало гораздо удобнее добираться по асфальтированной дороге и ещё более широкому шоссе, ведущему в город, соответственно возросла и репутация Лао Ланя.

Я шагал по дороге, названной Лао Ланем улицей Ханьлинь, и смотрел, как капли воды, подобно жемчужинам, стекают по черепице, освещённой солнцем. От этой пронизывающей сознание торопливой капели, от врывающегося в ноздри свежего запаха тающего снега с примесью духа земли на душе было особенно ясно. На снегу в тенистых местах рядом с домами или на покрытых снегом кучах мусора возились и расхаживали куры и собаки, уж не знаю, чем они там занимались. Люди входили и выходили из салона красоты «Мэйли». Из торчащей из-под стрехи дымовой трубы вырывался густой тёмный дым, и стекающая с края трубы сажа пачкала белый снег под крышей. На ступенях своего дома стоял в привычной позе Яо Седьмой, покуривая с печатью глубокой задумчивости на лице. Завидев меня, он махнул рукой, я не хотел обращать на него внимание, но, поколебавшись, когда очутился перед ним, поднял на него глаза, припомнив его оскорбления. Когда отец сбежал, он, бывало, говорил в присутствии каких-то зевак: «Сяотун, вернёшься, скажи матери, пусть сегодня вечером для меня дверь не запирает!» Зеваки загоготали, а я рассерженно бросил в ответ: «Так и эдак восемь поколений твоих предков, Яо Седьмой!» У меня было заготовлено немало грязных ругательств, чтобы в нужное время ответить на его провокации, но я не ожидал, что он приветливо поинтересуется:

– Племяш Сяотун, батюшка твой дома чем занят?

– Так я тебе и сказал, чем мой батюшка дома занят, – холодно проговорил я.

– Ишь, норов какой у паршивца, – крякнул он. – Вернёшься домой, передай отцу, пусть зайдёт ко мне, нужно дело одно обсудить.

– Извини, – отрезал я, – передавать твои слова я не обязан, и отец прийти к тебе не сможет.

– Ну и характерец, – сплюнул тот. – Тоже упрямый, гадёныш.

Оставив позади Яо Седьмого, я свернул в широкий проулок семьи Лань. Этот проулок выходил на мост Ханьлинь через реку Улунхэ, перевалив через который, оказываешься на шоссе, ведущем в уездный город. У ворот дома Лао Ланя стояли два лимузина «Сантана», водители слушали музыку, а собравшиеся вокруг ребятишки то и дело тыкали пальцами в сверкающие детали корпуса. Низ машин был полностью заляпан чёрной грязью. Я понял, что наверняка у Лао Ланя кто-то из чиновных, в такое время, когда едят и пьют, стоя в проулке, можно учуять тянущуюся из дома плотную дымку ароматов. Среди них я чётко различал ароматы различных видов мяса, словно видел каждый из них собственными глазами. Вспомнились наставления матери: «Никогда не заходи, когда в чужом доме едят, иначе людям будет неловко или можно поставить их в неудобное положение». Но я вспомнил также, что пришёл совсем не за тем, чтобы попрошайничать, а чтобы пригласить его на угощение в наш дом. Поэтому я решил всё же ввалиться и выполнить поручение матери.

Я впервые заходил в ворота дома Лао Ланя. Как я и говорил раньше, снаружи его дом не шёл ни в какое сравнение с нашим, но стоило войти во двор, как тут же чувствовались основные отличия. Наш дом смахивал на пирожок из белой муки с начинкой из гнилой кочерыжки, а дом Лао Ланя походил на пирожок из низкосортной муки с начинкой из трёх видов.[48] Эта чёрная корочка делается из низкосортной муки с добавлением различных малых хлебов,[49] питательных и насыщенных, подвергнутых очистке; наша белая корочка только с виду белая, а на самом деле она из дрянной муки с добавлением осветлителя, вредного для здоровья. Такую муку получают из пшеницы, запасённой на случай войны, из-за многолетнего хранения она теряет все питательные качества. Конечно, сравнение наших домов с пирожками хромает, я это понимаю и прошу прощения, мудрейший, но мой культурный уровень невысок, лучшего сравнения не придумал. Стоило мне ступить за ворота, как меня встретили грозным лаем две немецкие овчарки. У каждой красивая конура, на шее позвякивает никелированная цепь. Я инстинктивно прижался к стене, приготовившись отразить нападение. Но эти два надменных пса и глазом не повели в мою сторону, лишь гавкнули пару раз для порядка. Я заметил перед каждым миску с превосходной едой, а также косточку с куском свежего мяса. Хищные звери должны есть сырое мясо, только тогда они могут сохранять свою свирепую натуру, если даже грозного тигра кормить каждый день бататом, пройдёт время, и он превратится в свинью. Эти слова Лао Ланя гуляют по всей деревне. Он сказал также, что «во всём мире собаки жрут дерьмо, а волки едят мясо», данное природой – вещь упрямая, её так просто не изменишь. Эти слова Лао Ланя в деревне тоже все знают.