Сорок третий

Духовный опыт его ровесников очень сложен: несколько книжная романтика 30-х годов, беспощадный опыт войны, интеллектуальная буря, пережитая в связи с раскрытием правды о культе личности. Стиль, пафос творчества И. Науменко — это сложное взаимопроникновение, сплав романтической возвышенности и трезвого взгляда на все, что заново передумано и оценено. Как и В. Быков, этот писатель снова и снова возвращается к событиям Отечественной войны, и не случайно. В те суровые годы все подлинное, главное в жизни и в человеке очень резко отделилось от ненастоящего, внешнего. Многое не выдержало испытания огнем и кровью, но очень многое (и для писателя это чрезвычайно важно) доказало свою подлинность. И это главное в нашей жизни, в нашем человеке не было подвластно никаким «культам». Вот почему у поколения, от имени которого выступают И. Науменко и В. Быков, такой трезвый и одновременно такой романтический взгляд на жизнь, оно на собственном опыте убедилось, что в жизни есть много ценностей, во имя которых можно перенести любые испытания, можно пойти на любые жертвы. «Через преграды к звездам» — такими словами заканчивается один из рассказов И. Науменко… Все в рассказе очень обыденное, очень далекое от романтики, и вдруг: «к звездам». И… пафос писателя не кажется неестественным, ходульным, потому что он согрет искренней и умной авторской усмешкой… Она как бы прикрывает, защищает ту внутреннюю романтику жизни, которая присутствует в самой прозе жизни, соседствует с прозой и которую писатель умеет ощутить и передать не крикливо, негромким, искренним голосом»[16].

«Романтическая возвышенность», отмеченная исследователем, у Науменко не столько явление стиля, сколько элемент самого содержания, одетый в тонкие поэтические ткани. Возвышенное представле-нив о мире, поэтическое восприятие его не мешают автору «Сосны при дороге», «Ветра в соснах» и «Сорок третьего» оставаться правоверным реалистом: он не любит громких фраз, повествование в его произведениях развертывается неспешно, при неизменной эмоциональной сдержанности автора характеры исследуются всесторонне, с откровенным стремлением проникнуть в философию и психологию факта. Иван Науменко не боится быть «бытовиком». Он насыщает свои произведения общезначимыми приметами времени, яркими деталями. Запас их у автора кажется неисчерпаемым, и поэтому ему нет надобности прибегать к эффектным, но искусственным положениям, как это, скажем, иногда вынужден делать в «Тревожном счастье» и даже в «Сердце на ладони», в «Снежных зимах» Иван Шамякин. Точность видения изображаемой действительности у писателя замечательная: «Медленно меняют зеленый убор на желтый и медно-багровый кусты орешника и волчьей ягоды, молодые осинки и березки, которые около телеграфных столбов, на полосе отчуждения, имеют право расти только до тех пор, пока не достанут верхушками проводов. Дремлет поле, уставленное редкими крестцами. В молчаливой задумчивости стоит на кургане сосна. Теперь, перед осенью, когда солнце не такое щедрое, а ветры с дождями совсем близко, она еще зеленеет»[17].

Сколько написано книг о том поколении советских людей, которое встретило начало Великой Отечественной войны девяти- и десятиклассниками или студентами. Но вот к этой теме обратился Иван Науменко, и мы читаем его романы «Сосна при дороге», «Ветер в соснах» и «Сорок третий» с неподдельным интересом, хотя знакомы и с «Молодой гвардией» Александра Фадеева, и с «Человеком и оружием» Олеся Гончара, и с «Одним из нас» Василия Рослякова, и с «Повторением пройденного» Сергея Баруздина…

Так же, как многим советским писателям, И. Науменко пришлось немало переоценивать в прошлом своего поколения. «Посмотрите, например, как показаны партизанское движение и подполье первых дней войны, и вы почувствуете, сколько мужественной правды в «Сосне при дороге»[18],— справедливо писал Федор Кулешов.

Но Иван Науменко не забывает, что это все-таки наше прошлое и что в этом прошлом было и то, что, несмотря на самые страшные издержки истории, позволило нам выйти из величайших испытаний победителями. Быть может, поэтому в той же «книжной романтике» 30-х годов он видит не одну книжность. Вот почему герои его первого романа «Сосна при дороге» после естественного смятения и мучительных метаний мысли, вызванных нашими неудачами в начальный период войны, первую опору для себя находят все же в этой «романтике». И мы верим писателю, когда он говорит: «Может, впервые за все тяжелые дни войны друзья почувствовали, что по-прежнему верят в то, что дали им книги, школа, их пока что еще небольшая жизнь. И когда среди сомнений, боли, разочарования с новой силой вспыхнуло это чувство, самое главное, без которого нельзя жить, они сразу ожили. Вера — невидимая, неуловимая сила — возвышает душу, наполняет ее переливным блеском, чудесной музыкой…»