Сороковые... Роковые

Наконец-то разошлись, полицаи пошли вперед, а немец шел навстречу, за ним шагал пожилой с нашивками унтер-офицер (Леший дотошно рассказывал и рисовал Варе их звания и обозначения)и ещё один с автоматом, помоложе. Гринька и Василь поклонились майору и поздоровкались.

Немец дернул уголком губ, что по-видимому означало улыбку, и прошел дальше.

С высоты своего роста, а было в этом сухостое под метр девяносто, едва взглянул на Варю, она спокойно встретила его взгляд — разошлись.

— Варь, это тот самый, што из Берлину, я слыхав, як Еремец гаворил, што якаясь темная лошадка. Ён, Пауля Краузе, нашего барина Карла Иваныча младшаго сынка большой друг, — шепотом поделился Гринька. — Ён меня тагда и спас от Бунчука-то.

Наконец-то пришли к Ядзе, Варя в изнеможении опустилась на сундук в небольшой прихожке:

— Фуу, устала.

Ну ведь не скажешь же этой, очень красивой и сейчас женщине, что устала она больше не от ходьбы, а от напряжения, от постоянного контроля, сложно ведь им, непривыкшим держать глаза долу и напрягаться от каждого жеста этих завоевателей.

— Ничего, Варя, сейчас и отдохнешь, вот у меня, ещё довоенные тапки сохранились, снимай чоботы-то, небось ног не чуешь?

Фон Виллов выйдя из комендатуры наконец-то порадовался — потеплело, и улицы этого захудалого городишки стали подсыхать, идти до его временного жилья стало намного проще, но желая срезать часть пути, он со своим верным Руди и сопровождающим их автоматчиком, свернул в проулок, что было значительно короче. И пройдя большую часть его, чертыхнулся — посередине была огромная лужа… Навстречу шлепали, не разбирая дороги, два полицая, вдалеке шли два киндера и еле передвигала ноги какая-то бабенка. Герберт подозвал полицаев и в приказном порядке велел срочно засыпать эту лужу.

— Иначе…

— Яволь, герр майор! — подобострастно поклонился тот что постарше.

Фон Виллов махнул им рукой, и они спешно заторопились выполнить его приказ. Герберт пошел вперед, мальчишки дружно поклонились, он узнал их: одного он спас от пьяного мерзавца, а второго, он уже знал, что ребенок немой, он узнал по его необычным глазам, опять забыл, как у этих варваров называется цветок похожий на глаза этого киндера.

Едва мазнул взглядом по шедшей рядом с забором бабенке… И весь день не мог отделаться от ощущения… что что-то не так было в этой бабенке. Даже не в ней… а вот в чем? Привыкший обстоятельно и четко анализировать — профессия обязывала, он задумчиво и сам на себя злясь, опять вернулся мыслями к этой бабенке. И уже засыпая понял, что было не так в ней… взгляд!!

Точно!! — дремота в момент слетела с него, — взгляд у неё был… какой-то не такой, а вот какой??Ладно, Герби, надо шлаффен, увидим ещё эту фрау и тогда поймем, что в её взгляде не так.

Ведь ненависти там не было, это он знал точно.

Варя понемногу привыкала, нет, она пыталась привыкнуть к этой, такой уродливой ситуации. Полностью отстранив Ядзю Казимировну от дел, Варя отмыла и выдраила всю квартиру до блеска, старалась быть нужной во всем Ядзе. Мальчишки частенько прибредали у Раднево, навястить, а потом и по делу. Варя приучалась ходить, низко опустив голову, но кто бы знал, как это противно и унизительно для человека, объездившего почти всю Европу и побывавшего на разных морях-океанах…

Появился на базаре новый мастеровой, лудильщик, паял бабам прохудившиеся кастрюли, чайники, чинил примусы, менял черенки у лопат и ухватов, склеил каким-то «собственноручно сваренным клеем» (клей Момент называется) рассохшуюся прялку известной всему Радневу горластой Явдохи, и понесли жёнки ему всякую всячину. Как матерился про себя Ищенко, ведь эту рухлядь, что несли бабенки, только в музее дореволюционного быта надо выставлять.

Варя почти никогда не подходила к нему, только издали посматривала на своего стародавнего приятеля, который на самом деле резко похудев, стал выглядеть моложе — для неё. А так, обросший какой-то сивой бородой и лохматый, но с лысиной на макушке, он выглядел мужчиной глубоко за шестьдесят. Гринька же стал у яго постоянным клиентом, он наладился забирать у женок в Березовке, которым некогда было в Раднево идти — Краузе не особо отпускал их с работы, — всякую всячину и таскать у Раднево, у рямонт.

Полицаи привыкли, что эти два пацаненка мотались туда-сюда, и не особо обращали на них внимание, тем более пацанята вели себя вежливо, издали, завидев немцев ли, полицаев ли, сходили с дороги, снимали видавшие виды кепки и смиренно стояли в сторонке, пока те проходили мимо.