Sorry, no preview (стихи 1993-2013)

у кукольника в мятной бороде

воздетые на палочках с гвоздями

цветы татуированные где нам

слегка соприкоснувшись полостями

упрятанными в клеточки грудные

причудилось в постели разминуться

под штукатуркой птицы заводные

внизу альтернативная конструкция

где леди с отворенным наспех горлом и

датчанин с риторическим вопросом нам

под мышкой на поклон выносят головы

дымящие глумливо папиросами

мы свили время в мёбиусный свиток

а жёны самураев самураям

латают животы суровой ниткой

и спины расшивают алым знаешь

у нас пустыня идолы из меди

девицы носят бороды на лицах

кормилицы швыряют груди в небо

и горько восклицают басом скисло

молоко

(01.01.2005)

ВАРИАЦИИ БЕЗ ТЕМЫ

Миро

На полотне, где женщина и птица,

отсутствие динамики и не

мелькают трицепсами велосипедисты

и радужные блики на воде,

ни пехотинцы потные с парада,

ни с кумачами праздничный народ,

бредущие колоннами на запад,

обозначая медленный исход.

Ни тучных стад, ни подлых супостатов,

ни сказочного роста годовых,

ни юношей, смущающих ораторов

размерами первичных половых,

ни ангелов, спустившихся на землю,

ни времени, ни снятого с креста

живого бога, коему не внемлет

пустыня, на поверхности холста,

где ни петли, чтоб взять и удавиться,

ни двери, чтобы просто выйти вон –

их нет. Там только женщина и птица,

и мощное отсутствие всего.

(14.11.2008)

Петров

Сегодня ночью снился мне Петров,

он как живой стоял у изголовья...

(И. Бродский)

Подводник Петров открывает глаза,

и выплюнув глину и зубы,

встаёт из могилы и видит закат

и месяц, идущий на убыль.

Он движется вверх, подбирая подол

бушлата прокуренным пальцем.

Внизу остывая, кукожится дом

и давит своих постояльцев.

Сомнамбулы лезут на крышу, таясь,

ведомые собственной тенью,

кричит непрерывно ужаленный князь,

застав свою лошадь в передней.

Все валятся в сон, не нащупав перил,

забыв уничтожить улики...

На улице тихо, как будто внутри

воронкообразного крика.

Петров пробирается к Ней в темноте,

чтоб снова застыть в изголовье

(он знает о смерти чуть больше, чем мне

удастся узнать о любови).

А ей будет снится его чешуя

и жёлтые пальцы Петрова,

пока не скомандуют: Лево руля!

И вечность войдёт в полвторого.

(29.04.2008)

авторадио

в конце концов, всех тех, что отымеют,

рукоположат в мучениц, и вот

развитие, которое имеет

простой автоматический привод,

как чек, что продавщица выбивает,

добра обрезки шмякнув на весы...

Сиамским девам ангел выбивает

прикладом их молочные резцы,

и значит, Сам, избавив от напасти

весь этот мир, что выпукл и кругл,

и Рим, и как промежность у гимнастки

невероятно молод и упруг,

проложит нас как вероятный вектор

в пустыне, где родосский истукан

кукожится, и стиснет словно сфинктр,

как поэтесса – (вн-)утренний стакан,

и вдавит в жизнь, которая – работа,

стихи, морщины, вечности изъян,

а после – смерть, которая – как ботокс –

черты разгладит, чтоб – фореверянг.

(11.01.2008)

Прекрасный брадобрей с глазами херувима...

Прекрасный брадобрей с глазами херувима,

ты обращаешь звук в седые лопухи,

в мичуринский кунштюк, в тот сор неистребимый,

что был в начале слов, положенных в стихи.

Сигналишь небесам замысловатым жестом,

расстроив дружный хор, икаешь за столом,

не предпочтя жратве костёр священной жертвы...

Твоей простой дудой повержен Аполлон.

Ты, чувствуя порыв, скользишь по небосклону

на пятой точке вниз – с насиженных вершин...

Осилишь семь кругов на нижних стадионах,

покуда Будда спит, и падает кувшин.

Ты движешься вперёд, осеменяя взглядом

осенне пьяных мух – предтеча всех свобод –

прекрасный как Сократ, поднявший чашу с ядом,

как писающий на подсолнухи Рэмбо.

(07.10.2007)

Бег

My bonny is over the ocean...*

Не стой на берегу, старушка Иоланта,

твой Водемон утоп в каких-нибудь морях,

заброшен в пустоту бессовестным ВолАндом

и – видимо – пропал, жилплощадь утеряв.

Он вылетел в окно в свинцовом цепелине,

он вытек по ручьям в неберингов пролив.

И не о чем тужить – ведь нет его в помине.

Не стой на берегу – ведь он уехал и...

Покинуть город N отчасти равнозначно

внезапной смерти в нём: Ты продолжаешь быть

и складывать слова – чуть более удачно,

но в N тебя уж нет, ты умер и забыт.

Ты продолжаешь быть в коробочках из стекло–

бетона, бунгалО и прочих малибу,

но письма не дойдут, пока не станут пеплом

(попробуй попиши в каминную трубу).

Хоть в параллельный мир пустых фантасмогорий

уйди – в любой астрал – в сомненьи или без –

проклятый город N продолжит мониторинг

там, где не видит бог и даже – GPS.

Проступит как пятно родимое на коже,

и понимаешь, что не вырваться никак:

покинуть город N (по счастью?) невозможно.

Тяни свою баржу как репинский бурлак...

Тяни свою строку – заезженную фугу,

где степь кругом, да степь, и поезд по степи

бессмысленно спешит по замкнутому кругу,

а мачта на ветру и гнётся и скрипит...

*«Мой милый находится за океаном» – шотландская народная песня, популярная в западной культуре.

(18.09.2007)

Альтернативы

Заглянешь внутрь младой девицы –

меж нарисованных бровей:

там поршни совершают фрикции,

и белки крутят карусель,

там в алюминьевой коробке

следы полоньевой руды,

там кочегар терзает топку,

и чёрный выхлоп из трубы...