Соседи и родня Оттавии Малевольти

Филдинг сменил тему разговора, засыпав слушательниц рассказами о дальних странах и островах.

Когда же Норман появился на пороге дома, его ждал суровый шурин.

–Ты что творишь?– с вызовом вопрошал капитан у мужа сестры.

–Разве тебе не видно, как ярко я живу? Пью виски, трачу деньги, имею кучу женщин! А ты предлагаешь мне стать скупердяем, трезвенником и евнухом?

–Мне кажется: Вы игнорируете мою сестру.

–Молчи, сопляк, у нас дивные, чистые отношения.

–Вы говорите со мной невежливо и неучтиво.

–Не лезь в наши семейные дела: с госпожой баронессой Сэндлер я разберусь сам.

–Я тоже член семьи.

–Пижон и зануда.

У Орина округлились глаза от возмущения: Норман от выпитого вина совсем распустился!

–Значит, в Ваших глазах, я – пижон и зануда?

–Это самая скромная оценка, сэр. На самом деле Вы гораздо хуже. Просто моя природная скромность не даёт мне широко раскрыть Вашу поганую сущность.

–А наш душечка-Норман, надо полагать, скромный ангел, который мучается от людской злобы, находясь среди нас!

–Примерно так и обстоят дела.

–Ты же обещал не огорчать сестру!

–Моя сестра – Иллария, и её я никогда не обижаю.

–Гад!

И Филдинг ударил зятя кулаком в подбородок. Норман отлетел к стене и потирал ушибленное место.

На лестнице взвизгнула Наяда, что подслушивала их разговор:

–Что ты делаешь, Орин?! Ему же больно!

–Жена, скажи, что ненавидишь меня – и я уйду,– обещал Сэндлер.

–Скажи, сестра, все знают, что каждое твоё слово – истина! Можно ли дальше терпеть этого прохвоста!

Но женщину взял испуг: муж уйдёт навсегда? Что же будут злословить в Свете про неё?

Наяда закрыла глаза и сказала:

–Я ненавижу…вино в тебе! Этот бес меняет твою личность, заставляет куролесить.

То, что муж избегает её, Лэсли даже не удивило: сказавшись на дикую усталость Орин ушёл спать в свою спальню.

А утром за завтраком капитана не оказалось за столом.

На немые вопросы домашних Лэсли наигранно отвечала:

–Сказал, что дела в конторе Росса…Как обидно чувствовать себя дурой, которую водят за нос, наставляя рога прямо на глазах бессовестно и самодовольно. Так опустить моё достоинство человека в глазах общества! И самому унизиться до животного…какой он подлый и мерзкий – мой муж.

Вся эта тирада говорилась для Наяды. Та прятала глаза и не знала чем возразить. Норман подмигнул любовнице: молодец, так их!

А вслух ехидно заметил:

–Учил меня жить, а сам бежит не в бордель, как остальные аристократы, а к замужней даме! Правду говорят: в чужом глазу соринку видят, а в своём бревна не замечают!

–Похоже, эта итальянка заколдовала парня,– заохала старая служанка Джоанна.

Лэсли, изображая истерику, убежала в слезах.

–Ревнует – значит, любит,– рассеянно проговорила Наяда.

Муж, искусно орудуя вилкой, тут же опроверг это заявление:

–А я думаю: ревность – не любовь. Представь: древние племенное общество. Женская особь зависит от мужчины-охотника. И вдруг её благодетель приводит завоёванную или похищенную женщину из чужого племени, и все привилегии и лакомые кусочки отдаются новенькой пассии. Разве первая жена не будет пытаться избавиться от соперницы?

–Ты видишь ревность однобоко. Больно делить любимого человека с кем-либо. Ужасно даже думать, что тот, кого любишь, целует и шепчет слова любви другой.

Норман встал из-за стола, и, не глядя в глаза жены, покинул столовую.

Та заплакала.

Джоанна заохала, запричитала:

–Оё-ё, да что это сегодня такое? Миссис Сэндлер, возьмите себя в руки!

В магазине Оттавии некая барышня долго перебирает шляпки.

Сетует:

–У Вас такое обилие фасонов…это просто преступление какое-то…

Итальянка топчется возле неё, помогая примерять шляпные изделия.

Входит Орин. И при виде его хозяйка магазина Малевольти падает в обморок. Филдинг едва успевает её поймать.

–Ах,– срывается с губ продавщицы Жаклин и покупательниц.

–Видите ли, я так прекрасен, что при моём появлении, женщины падают в обморок от счастья,– говорит с улыбкой Орин.

–Не следовало миссис Малевольти так быстро приступать к работе после родов,– качает головой привереда-покупательница.

–Что?– переспросил барон не своим голосом.

Он унёс Оттавию в подсобку. Она пришла в себя, и мужчина усадил её на диван рядом с младенцем. Он присел на корточки рядом и заглядывал ей в глаза.

–Как прошло путешествие? Вы нашли золото?– шептала Отта, пытаясь шутить.

–Да. Прямо перед собой я нашёл самородок по имени Оттавия. Отти, это мой ребёнок?

Она могла бы соврать, что Дэниэл родился семимесячным, и отец ребёнка он, Орин, но как можно солгать любимому человеку? Но язык отказывался говорить. Из её глаз ручьями потекли слёзы.

–От твоих слёз раскиснут все дороги в Милфорд-Хейвене! Что случилось? Боу гонит тебя из дому?

–Это не твой ребёнок,– наконец выговорила женщина.

В его душе боролись противоречивые чувства. Ему хотелось ударить изменницу, и в то же время хотелось прижать её к себе, пожалеть.

Сквозь рыдания Отта рассказывала:

–Освальд Боу продал меня на одну ночь, как товар!

Уныние навалилось на его плечи, заставило низко опустить голову. Мысли в плен взяло сомнение – губитель ясных грёз.

Сумбурной чередой вырывались немыслимые обвинения: