– Нормально отдохнул и Турция нормально, – лаконично ответил Ерохин. Алексей скорчил кислую физиономию.
– Да ты, братец, просто удивительный рассказчик, заслушаешься. Я как сам в Турции побывал. Практически представляю все в деталях. Может тебе податься в турагентство работать? Народ валом повалит отдыхать, после такой-то рекламы. – Абдурахманов радостно загоготал. – Ну чего там хоть, расскажи? Чем занимались, что видели? Еда, напитки, женщины? Видишь, я тебе практически подсказки даю, о чем говорить.
– Десять дней лежали на пляже. Пили, ели. Сам говоришь, морда в два раза шире.
– И?…
– Все, – Ерохин пожал плечами и начал просматривать скопившиеся за время отпуска бумаги. Абдурахманов скептически посмотрел на товарища.
– Сань, люди из отпуска, даже когда огород теще копают все две недели не разгибаясь, возвращаются посвежевшие, повеселевшие. Потому, как они отдыхали от гребаной работы. Ты, может, и посвежел, но не повеселел это уж точно.
– Десять дней на пляже на сорокоградусной жаре, с перерывами на жратву, и практически в полном молчании, как-то не слишком способствуют тому, чтобы повеселеть, – то ли насмешливо, то ли сердито ответил Ерохин.
Абдурахманов ухмыльнулся.
– Ну, молчание все-таки лучше, чем нескончаемые скандалы, согласись. Некоторые тебе даже позавидовали бы. – Он внимательно посмотрел на друга. – Сань, чего вы не разведетесь? По мне, чем так жить, уж лучше один раз отрезать, переболеть и забыть.
Ерохин усмехнулся.
– Что ты? У нас же любовь-ненависть. До гроба. – Глаза у него стали холодными, злыми.
– По-моему, у вас уже только ненависть и легкое помешательство, заодно. По крайней мере, со стороны это так выглядит.
Александр рассмеялся.
– Ты прямо как Маринка. Она также говорит.
– Я, честно говоря, вообще не понимаю, как вас угораздило пожениться. – Абдурахманов махнул рукой. – Ну, ты-то ладно. Любовь, чувства. Такая красота, ни один мужик бы не устоял. Но она-то? Ты уж извини, но, сколько я вас помню, она никогда к тебе особой любовью не пылала. Она вообще такая, что мне каждый раз кажется, что я обморожение получу от ее взгляда. Ей с ее запросами нужно было не за лейтенантика-мента выходить, а за какого-нибудь денежного мешка.
– Ну, может, она была уверена, что я в ближайшее же время хотя бы генералом стану. А я не оправдал возложенных на меня надежд, – со злостью сказал Ерохин. – Ладно, семейные проблемы нужно не в рабочее время обсуждать. А лучше и вообще не обсуждать, толку никакого. Что у нас тут творится-то?
Абдурахманов, по излюбленной привычке, уселся на стол и, сочувственно глядя на друга, слегка ухмыльнулся.
– У нас, Саня, еще один труп вчера нарисовался. Наш чокнутый приятель проснулся.
Ерохин вздохнул. Час от часу не легче. Дома любовь-ненависть. На работе еще один труп.
– Чего вчера вечером не позвонил? – спросил он, беря протянутую Алексеем папку с бумагами по очередному убийству. Абдурахманов хмыкнул.
– Не хотел нарушать семейную идиллию. Пусть, думаю, люди еще один вечер спокойно проведут. Понаслаждаются молчанием в обществе друг друга.
Ерохин кивнул.
– Забыл, что ты сама чуткость. Ну и как шеф отреагировал? – помахав папкой с бумагами, поинтересовался он.
Абдурахманов развел руками.
– Ну, как отреагировал? Нормально, как обычно. Очень четко и подробно обозначил свою позицию. Сначала, рассказал, что и как он сделает с каждым из нас. Причем, что примечательно, он в своих обещаниях не далеко ушел от этой сумасшедшей твари. А когда, примерно через полчаса, он выдохся и уже не мог больше орать, да и фантазия, наверное, иссякла, он уже почти спокойно клятвенно пообещал, что после того, как он закончит с первым пунктом, мы прямиком отправимся патрулировать улицы, если выживем, конечно. Так, что давай, срочно худей. Патрульный инвалид, да еще с лишним весом это, наверное, совсем тяжко.
– Понятно. – Ерохин раскрыл папку. Уже пять, а возможно и шесть девушек, молодых и красивых, лишились жизни из-за одного больного ублюдка и его безумных фантазий. Ерохин ощутил хорошо знакомый ему прилив злости. Почему-то перед глазами мелькнуло лицо жены. Холодное и прекрасное. Почему его фантазия, насчет того, чтобы убить ее и покончить раз и навсегда со своими мучениями, не кажется ему столь же чудовищной и ненормальной? Может он и сам такой же псих, просто не может этого признать? Капитан вздохнул. Отогнав мысли о Марине и их сложных взаимоотношениях, он принялся за чтения отчета.
Глава 18
Вокруг фонаря над террасой кружились ночные насекомые, ударяясь в стеклянный плафон, отскакивали от него, продолжали свой быстрый, суетливый танец. Леля сдала карты. На столе стояли чашки с уже успевшим остыть чаем. И Леля, и бабушка были задумчивыми. Последний вечер. Завтра в Москву. Соседи, обычно заходившие вечером поболтать, перекинуться в дурака, сегодня тактично не пришли, давая возможность пообщаться внучкам и бабушке перед расставанием. Дина не присоединилась к вечерним посиделкам, сославшись на головную боль и усталость, ушла спать сразу после ужина.
– Я за нее волнуюсь, – сказала бабушка, рассеянно перебирая в руках карты.