Составительница ядов. Не влюблю, так отравлю

Вот и я надеялась достучаться до души Кестера.

— Хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, — говорила я, глотая слёзы, сдерживать которые больше не было ни сил, ни желания, ни необходимости. — Только возвращайся, и я отпою тебя всеми отварами, которые знаю. И узнаю ради тебя ещё больше.

Я склонила голову ему на грудь и говорила, очерчивая пальцем пуговицу жилета.

— Я многому научилась, так что смогу сделать невозможное. Даже отвар из руты, разгоняющей кровь, смогу приготовить, — я говорила и говорила, потому что боялась замолчать и уступить Кестера тишине. Смерти. —   Настойку, чай могу заварить, крепкий, дающий силы.

— Так и знал, что ты всё-таки хочешь меня отравить, София, — услышала я слабый, но ровный голос Кестера и, встрепенувшись, подняла голову. Посмотрела в лицо того, кого уже не чаяла увидеть среди живых. — Рута крайне ядовита, это даже я знаю.

Он улыбался и гладил меня по волосам.

— Не плачь, что на тебя нашло?!

— Ты не умер? Или это я вернула тебя?

— Той отравой? Только вино испортила, — засмеялся он и присел на диване.

Я хотела было встать, пригладить волосы, отряхнуть одежду и вообще сделать вид, что просто выполняла свой долг. Делала то, о чём меня просили.

А теперь готова удалиться.

— Я всегда возвращаюсь, София, — Кестер взял меня за руку и силой удержал на диване. — А когда меня ждёшь ты, делаю это в два раза быстрее.

Улыбка его была слабой и слегка печальной.

— Ты видела всё? Впрочем, да. И я видел то, что ты скрываешь.

— Я не понимаю, — ответила я, вспыхнув от гнева и растерянности. Неужели он всё это затеял только, чтобы проникнуть в мою душу?! Нет, блефует.

— Сама всё знаешь, — прошептал он и привлёк меня к себе. — Ты тоже дорога мне, хотя и не понимаю, что в тебе такого.

— Отпусти, — пыталась я вырваться, чувствуя его дыхание, тёплое, живое, немного пьяное, на моём лице и сама пьянела ещё больше, не нуждаясь в продолжении распития вина. — Ты притворялся?

— Нет, но я тебя слышал. Я пришёл, вернулся раньше, как ты и хотела. И я ужасно голоден. По тебе голоден, моя травница. Отравила мне кровь, вот теперь и расплачивайся.

Он целовал меня и продолжал говорить, прерываясь на то, чтобы посмотреть в мои глаза, одновременно расшнуровывая лиф моего испачканного соком омелы и вином платья.

— Я соскучился, София. И я расскажу тебе всё, только позже.

Я и сама не понимала, как оказалась рядом с ним на диване, как мои пальцы начали торопливо расстёгивать ворот его рубашки. Всё, даже мои опасения, ушли на второй план, стёрлись, словно были сделаны из пыли.

— Я должна расплатиться с тобой за помощь? — задыхаясь, проговорила я, пытаясь рассердить его. Чтобы спастись хоть так. Прежде всего от самой себя.

— За то, что ты есть, да. За всё, София, за всё, — ответил он, и ткань моего платья затрещала, сдаваясь на милость сильных мужских рук.

И я сделала то же самое.

Глава 24

— Не бойся, София, я всегда был на твоей стороне. И не причиню тебе зла, — шептал Кестер, целуя меня в шею и продолжая освобождать от остатков одежды.

— Это неправда, ты хочешь продать меня, — говорила я, пытаясь его оттолкнуть. Из последних сил, собирая остатки разума.

— Ш-ш-ш, не будем сейчас об этом.

Его руки скользили по моим бёдрам, защищённым лишь чулками и тонкими кружевными панталонами. Я таяла под его пальцами, он играл на мне, как на струнном инструменте, и я зачарованно слушала мелодию, не обращая внимания на вора, шарящего по карманам.

Я устала сопротивляться, хотя всё ещё не верила, что сдамся вот так, без обещаний и даже без надежды на то, что мы и дальше сможем быть вместе. Конечно, а он прямо об этом говорит, это невозможно.

— Пусти меня, пожалуйста! Я потом пожалею, — взмолилась я в последний раз.

Глупо, должно быть, выгляжу: лежу на диване полураздетой, бесстыдно поддаюсь на ласки мужчины, соблазняющего меня по прихоти и от скуки, а сама говорю о чести!

Мямлю, как благородная институтка, и мечта, чтобы он продолжил. Чтобы не отпускал, соврал о будущем, но сделал так, как мы оба хотели.

Кестер отстранился и заглянул мне в глаза:

— Нет, я не допущу, чтобы ты пожалела. Просто поверь.

Больше мы не разговаривали: я отдалась ему безропотно и с радостью, словно сегодняшняя ночь была последней в моей жизни.

Кестер прав: счастье, что он выжил и вернулся, неужели ради такого, я бы не пожертвовала честью?!

И это не было пошлым и не казалось развратом, скорее добровольной жертвой, слиянием двух усталых бороться за положение в мире людей, почти равных в стремлении обрести Силу, чтобы жить так, как мы хотим, а не так, как предназначено для нас чужими.

Я осознавала, что вступила на скользкий путь, что теперь, потеряв девичье сокровище, буду вынуждена либо согласиться на брак с тем, кто станет унижать и попрекать меня этим, либо останусь одна, как Ванда.

Но даже если бы мне сейчас сказали, что ночь, проведённая с Кестером, в итоге приведёт меня в бордель мадам Фик, я бы и тогда от неё не отказалась.

Посредине Непроторенного леса я получила то, о чём и не чаяла, когда отправлялась в это путешествие. Любовь и признание.