Сосуд и зеркало. Развитие эмоционального ресурса личности в психотерапии

Возможно, вся композиция представляет собой запечатлевшийся образ травматической ситуации. Зоя налила много воды в поднос, что часто свидетельствует о наличии сильных невыраженных чувств. Положенные на бок песочные часы говорят об остановившемся во времени моменте.

Ранний травматический опыт злоупотребления или пренебрежения является особенностью «как бы» личности. Травматическое переживание чаще всего отделено от памяти и потеряно для нее: непрошенное, оно всплывает в памяти и терроризирует человека (Solomon H. M., 2007).

То, что все это находится в трюме затонувшего корабля, свидетельствует о закапсулированности данного материала психического, его нахождении в неинтегрированной области психики. И это еще раз говорит о том, что если травмирующий опыт происходит прежде, чем более высокие познавательные функции готовы обработать его, то он сохраняется в психическом «тайнике», или в памяти тела. У Зои картина вызвала реакции на физиологическом уровне, возможно, отозвалась именно память тела. Тошнота, вызванная ощущением неприятного запаха гниения, говорила об активации лимбической системы, архаичном уровне реагирования.

Велика вероятность, что истоки этого образа кроются еще во внутриутробной жизни, поскольку трюм может символизировать матку, в которой плод покачивается в околоплодных водах. Если у матери течение беременности осложняется токсикозом, проявляющимся в тошноте, угнетенном состоянии, то это может оказать негативное влияние на плод, который не будет получать кислород и питательные вещества в полном объеме. Частым спутником тяжелого токсикоза беременных являются стрессы. Известно, что женщины с желанной беременностью гораздо реже испытывают тошноту, нежели те, для кого беременность оказывается неприятной новостью. Кроме того, выраженный токсикоз – это фактор риска прерывания беременности. А мать Зои не хотела больше иметь детей, как при этом протекала ее беременность, неизвестно. И здесь на картине все фигуры мотаются из стороны в сторону, вызывая тошноту, к тому же они мертвы.

Имеет ли композиция своим источником трудности внутриутробного развития, или сложности в ранних взаимодействиях с матерью, или то и другое, но она, безусловно, связана с идеей смерти на глубоком архетипическом уровне и физическим уровнем реагирования. Рассказывая о композиции, Зоя не проявляла никаких чувств, на ее лице как всегда было отстраненное безучастное выражение, однако физические реакции были заметны: закружилась голова, стало подташнивать.

Соматические реакции клиентов в критические моменты анализа, по мнению М. Сидоли, связаны с тем, что у инфантильных аффектов нет возможности обрести символическую мысленную представленность, потому что «мать не придала никакого психического смысла определенным переживаниям ребенка в период младенчества» (Sidoli, 1993, р. 175). По ее наблюдениям, «такие пациенты нормально продуцируют архетипические образы, но их образы лишены аффекта (как это бывает в случае алекситимии). Эти пациенты как бы наблюдают собственные образы из состояния эмоциональной отчужденности» (цит. по: Калшед Д., 2001, с. 158).

Д. Калшед отмечает, что «если становится вероятной интеграция, то над Эго нависает угроза возможного повторного переживания невыносимого аффекта, что запускает действие защитных механизмов расщепления» (там же, с. 158). Архаичная защита разрывает связи между аффектом и образом, лишая таким путем переживание смысла.

Согласно М. Сидоли, «защищая самих себя от чувств ужаса, паники и отчаяния, вызываемых архетипическими образами, связанными с личными переживаниями, они склонны рассматривать эти образы как своего рода произведения искусства» (там же, с. 158).

Поднос № 11 (рис. 2.23). «Остров мертвых»

Похоже на картину Бёклина. Кипарисы, скалы, очень-очень тихо. Змею не видно, она передвигается в воде вокруг острова, контролирует территорию. Если что – внезапно может напасть. Ощущение опасного присутствия вызывает напряжение, хотя все тихо, на острове никого нет.

Летом я была на Средиземном море. Высоко на скалах там была деревенька, захотелось туда съездить, почувствовать старый дух. Там, наверху, передо мной открылась башня замка. Когда я вошла внутрь, там оказалась выставка, посвященная смерти: черепа, абажур в виде повесившейся дамы, чучело оленя, покрытое золотой краской, убитые лебеди. Тошнотворно.

Всплыла эта картина в голове: в большом зале стоит рояль, на его приоткрытую крышку проецируется черно-белое изображение оркестра. Музыканты эмоционально играют на скрипках, а звука нет. Только стук метронома. Вызвало недоумение, что-то не так. С моим состоянием схоже. Присутствует тень меня, а не я сама. Я как тень самой себя. Это здесь игра без звука.

Здесь поставила бы фигурку девушки с руками за спиной (из другой коллекции – манекен), она созерцала бы пассивно. Но ее нет, поэтому взяла череп, он прозрачный тоже.

Рис. 2.23. Зоя. Поднос № 11 «Остров мертвых»