Сосуд и зеркало. Развитие эмоционального ресурса личности в психотерапии

Позитивные фантазии матери «направлены на то, чтобы поддержать его и помочь ему стать самим собой. Почти у каждой детской колыбельки сидит женщина, которая прядет нить судьбы. Мать хочет оплести своего ребенка невидимой нитью и обеспечить ему плавный переход во взрослую жизнь. Власть, которой обладает мать над психикой своего ребенка, в значительной степени зависит от ее надежд и желаний, ибо если их нет или они негативны, ребенок лишь с большим трудом может найти свой путь. И впоследствии, если человеку приходится развивать какую-то инфантильную часть своей личности или создавать нечто новое, часто это получается именно потому, что окружающие верят в такую возможность» (Биркхойзер-Оэри С., 2006, с. 188).

Если мать смотрит на младенца с безучастным выражением лица, как бы сквозь стекло, то младенец не может идентифицироваться с образом родителя, даже когда тот находится в состоянии тревоги или гнева. Он ощущает лишь пустоту, как будто нет ни его самого, ни матери. Это, по-видимому, вызывает у него тревогу полной аннигиляции. Сквозь стекло можно смотреть бесконечно далеко. Взгляд уходит в безбрежные просторы пустоты, которой нет ни конца ни края. Это опасное «океаническое» переживание, в котором «океан не собственная мать, а нуминозное» (Шварц-Салант Н., 2010).

Психика без зеркала – теневая сторона архетипа духа, который в своем позитивном аспекте призывает человека следовать за индивидуальным зовом, реализовать свой уникальный дар или талант (Шварц-Салант Н., 2010).

Отличительной чертой травмы – непереносимого душевного страдания ребенка, вызванного неудовлетворенными потребностями в зависимости, – является переживание тревоги дезинтеграции, невыразимого ужаса перед угрозой растворения связной Самости (Кохут Х., 2002; Калшед Д., 2001). «Тревога дезинтеграции, угрожающая полной аннигиляцией личности, может привести к разрушению человеческого духа. Такой исход должен быть предотвращен любой ценой. Однако поскольку такого рода травма, как правило, имеет место в период раннего детства, когда еще не сформировано связное Эго (и его защиты), в игру вступает вторая линия защит, назначение которых состоит в том, чтобы „немыслимое“ не было пережито» (Калшед Д., 2001, с. 14).

Теперь вернемся к композиции Зои под названием «Болото». В образе волка могут быть представлены архаичные защитные действия Самости, а в образе ребенка – ядро личностного духа. Злобная фигура, представляющая собой систему самосохранения, соответствует образу того, что Юнг назвал «темной стороной амбивалентной Самости». Психика защищается от возможной повторной травматизации, создавая образ преследователя и идентифицируясь с этой внутренней психической функцией, хотя именно от этого образа она и защищается (Калшед Д., 2001; Solomon H. M., 2007).

Это двойственная фигура, представляющая в одном лице и защитника и преследователя, обычно появляется в паре с внутренним ребенком. «У этого невинного „ребенка“, в свою очередь, также присутствует двойной аспект. Порой он является „плохим“ и „заслуживает“ наказания, в другой же раз он выглядит „хорошим“ и получает защиту…Диссоциация сопряжена с активной атакой одной части психики на другую ее часть, словно нормальные интегративные тенденции психики насильственным образом прерываются» (Калшед Д., 2001, с. 29, 31).

Как отмечает Д. Калшед, защита против «повторной травматизации становится основным камнем преткновения, сопротивлением для любых спонтанных проявлений „я“, направленных во внешний мир. Личность выживает, но не может жить творчески: ее креативность блокирована» (Калшед Д., 2001, с. 18).

Можно добавить, что в композиции энергия волка тоже выглядит блокированной, его внимание приковывает ребенок, возможно, и он представляет собой стесненный дух, который не может развернуться, поскольку вынужден контролировать ребенка, каким-то образом не отпускающего его. Вероятно, в данной композиции ребенок представляет дух, а волк и Мерлин – вторую линию защит. Стоящий поодаль Мерлин, обладающий магической силой, мог бы помочь ребенку, но, по словам Зои, его трудно понять, к нему нет доверия, он может обернуться любой стороной, быть и агрессором и спасителем.

Существует много легенд о чудесном спасении детей. Так, Мерлин спас короля Артура, когда он был еще младенцем, от неминуемой смерти. Есть легенды о детях, выращенных волками в стае. Основатели Рима, Ромул и Рем, были вскормлены волчицей. Представлены ли этими фигурами защиты Самости или родительская пара, в любом случае, они являются не только опасными, но и потенциальными спасителями.

Как пишет Н. Шварц-Салант, «подлинную самость можно представить как ребенка, живущего в грязи, запертого, окаменевшего или вмерзшего в лед…В алхимии формы, которые сначала являются опасными (такие как „бешеная собака“ и „вор“), позже становятся защитниками „ребенка“, олицетворяющего новую самость. Какимто таинственным способом демонические аспекты могут оказаться необходимыми для разрушения структур старой личности, которые уже отжили свое» (Шварц-Салант Н., 2010, с. 287, 317).