Сижу в пустой комнате и собираю пазлы. За последние три дня уже сложила нью-йоркскую статую Свободы и символ Индии Тадж-Махал, а сейчас бьюсь над Тауэрским мостом, что в Лондоне. Быть может, когда-нибудь я увижу все эти достопримечательности собственными глазами. Я столько времени провожу, рассматривая одни и те же картины, что даже создается ощущение, будто я уже посещала эти места, причем далеко не один раз.
Вечером сходила в книжный. Старушка-владелица сидела за кассой и слушала радио, как и прежде.
Я купила карманную книгу. Агата Кристи. «И никого не стало». В который раз я уже покупаю этот роман? Читала его раза три точно, а может, и того больше. Но как-то так получалось, что каждый раз не могла вспомнить, кто же был преступником.
На обратном пути зашла в цветочный магазин, взяла небольшую вазу и красный тюльпан. В прошлый раз, когда я заглядывала сюда, осенью, я так ничего и не выбрала.
Но сегодня я была абсолютно уверена, что нашла тот цветок, который нужно.
Вечером складывала чистое белье и заметила, как небо за окном полностью окрасилось в желтый цвет, да такой насыщенный, одуванчиковый. Виднеющийся вдали промышленный район с его кранами и другими возвышающимися конструкциями превратился в набор темных силуэтов. Я почувствовала себя зрителем в уникальном театре теней.
Асаба-сан очередную ночь проводит у себя в университете. А мне что-то не спится, сижу наблюдаю за рыбками. Клен и Рябинка беспокойно наворачивают круги по аквариуму…
Завтра, когда Асаба-сан вернется, можно будет вместе сходить куда-нибудь, где подают угрей: они прекрасно снимают усталость, а это Асабе-сан явно пойдет на пользу.
Я проснулась от какого-то толчка. Перед глазами ходил волнами деревянный потолок. Я тут же подскочила с кровати. Пол под ногами шатался так, словно это палуба сражающегося с бурей судна. Было не устоять. Все вокруг скрипело и трещало. Казалось, огромный великан пытается вырвать наш дом из земли.
Аквариум упал со стола, стекло разбилось. На темно-коричневом полу бились две красные рыбки. Басом упал книжный шкаф. Снежной лавиной заскользили по татами книги и журналы. Пулеметной очередью посыпались с полок тарелки и чашки – дверцы серванта стояли уже без стекла. Молниями трещин покрылись стены. Запахом плесени потянуло из открывшихся щелей.
Было не до того, чтобы пытаться разобраться в происходящем, не до того, чтобы паниковать. Я даже не издала ни звука, просто накинула на себя одеяло и ждала. Секунд через тридцать толчки прекратились. Я тут же сбросила одеяло и ринулась открывать окно.
Стояла мертвая тишина. Ни человеческих голосов, ни щебетания птиц, ни шелеста листьев, колыхаемых ветром, – ни звука не было слышно. Я напрягла зрение, вглядываясь в предрассветный сумрак. Прямо под окнами извивались серпантином железнодорожные пути. В депо валялись разбросанными игрушками вагоны сошедших с рельсов поездов.
Асабы-сан нигде нет. На часах девять пятьдесят. Он еще должен быть в университете. Я схватила трубку телефона и набрала номер его лаборатории, но соединение не проходило. Хоть бы у него все было в порядке… Снова и снова тыкала в одни и те же кнопки, но из динамиков звучали только короткие гудки. В подсознании всплыла картина, как кампус университета погребают под собой волны цунами. На ладонях выступил пот, к горлу подкатила тошнота.
Набросив нейлоновое пальто, я выскочила из квартиры. Спустилась по наружной бетонной лестнице, что была покрыта паутиной трещин, и побежала на станцию. Люди, которые прямо в пижамах повыскакивали из своих жилищ, ходили вокруг как зомби.
Прошла через турникет, поднялась на платформу. Прямо за ней змеей распластался на путях поезд. Я разработала новый маршрут, спустилась обратно с платформы и побежала вдоль железной дороги в сторону университета. Пять станций – даже пешком должно было занять меньше часа.
Дорога вздулась буграми. Оранжевая краска разметки потрескалась и распылилась по округе. Опоры линии электропередач сложились друг на друга, как кости домино. Переплетшиеся провода паутиной перекрывали небо над головой.
Изнутри жилого здания, первый этаж которого расплющило под верхними, поднимался черный дым и доносились громкие стоны и мольбы о помощи. На обочине дороги, вся завернувшись в одеяло, сидела старушка, она бормотала что-то невнятное. По парку, держа за подмышки заливающегося плачем малыша, наворачивал круги какой-то мужчина. Наверное, он искал, где раздобыть воды. В моих ногах путалась черная от сажи кошка, беспрерывно дравшая осипшую глотку. Проезжую часть покрывала волна обломков черепицы, съехавшей с крыши разрушенного дома. Бежать по этим плиткам было невозможно, я аккуратно переставляла ноги, и глиняные пластинки хрустели под моим весом.
Звуки постепенно наполняли этот мир заново. Я услышала свое прерывистое дыхание, в уши отдавало участившееся сердцебиение. Было непонятно, то ли это городу вернулась пронзительность звучания, то ли я вновь обрела слух.