Социализм. Некоторые вопросы теории

Ирония истории опять же в том, что в конце концов Сталин оказался прав: не прошло и года после принятия новой Конституции, как власть действительно приобрела форму неприкрытой (сколько бы ее не старались закамуфлировать) диктатуры номенклатуры (а уж конечно не “рабочего класса”!). Закончилась трансформация Советов, которые уже при Ленине народжающаяся номенклатура стремилась превратить из “органов управления через трудящихся” в “органы управления для трудящихся”.7 Конституция юридически закрепила это превращение посредством “прямого, равного и тайного” избирательного права. Известно, что даже самая демократическая буржуазная конститутция путем демократического “прямого” избрания представительных органов только закрепляет власть тех, кто имеет возможность обеспечить избрание нужных людей, в конечном счете надежно гарантируя власть буржуазии, имеющей в руках все средства воздействия на избирателей. То же самое произошло и у нас, разве что средства воздействия несколько отличались, но распоряжалась ими по своему усмотрению номенклатура, как господствующая социальная группа, гарантируя необходимое течение “избирательного процесса”. Лукавил Иосиф Виссарионович, утверждая, что “некому, собственно, давить на народ для того, чтобы исказить его волю” (с. 240). Очень даже было кому, и еще как искажали! Впрочем, что собой представляли наши “выборы без выбора”, всем хорошо известно. Но дело не только в этом. При многоступенчатой системе выборов тех, “настоящих” Советов, избирающие близко знали избираемых, что затрудняло манипулирование избирателями, и благодаря этой близости имелась реальная возможность организации отзыва депутатов в любое время с любых постов (на чем особо настаивал Ленин и без чего о народовластии не приходится и говорить). С ликвидацией многоступенчатости избираемые резко “отдалялись” от избирающих, уже не оставалось возможности непосредственной оценки качеств первых последними, а следовательно, открывалась широчайшая возможность манипулирования выборами для тех, кто эту возможность имел (“печать надо прибрать к рукам обязательно” — с.231); да и право отзыва становилось чисто номинальным. А вот по никак не обоснованному мнению Сталина “непосредственные выборы на местах во все представительные учреждения вплоть до верховных органов лучше обеспечивают интересы трудящихся нашей необъятной страны” (с.112). Нет, не лучше: введение прямых выборов надежно ликвидировало остатки народовластия и окончательно превратило Советы в декоративные органы.

Итак, за неполный год, прошедший от беседы с Р.Говардом до доклада о проекте Конституции, Сталин диаметрально поменял точку зрения на классовую структуру советского общества. С чего бы это? Разве раньше у номенклатуры не было классовых врагов? Конечно были, но ситуация была иной. Повторим: одно дело — прогрессивный класс, интересы которого в основном совпадают с задачами прогрессивного развития общества (и который потому противостоит преимущественно остаткам отживающих классов), а другое — класс, все больше становящийся реакционным вследствие все увеличивающегося расхождения этих интересов (т.е входящий в коллизию уже с большинством трудящихся ради сохранения своего господства). Естественно, что обеспечение господства теперь превращается в самостоятельную задачу, решение которой для данного класса является жизненной необходимостью. Вот и приходилось ее решать, в том числе и в идеологической сфере.