Интересно отметить еще один курьезный момент. “Руководящие слои” партии Сталин сравнивает с военной организацией, образующей иерархическую структуру, отмечая наличие, как в армии, слоев высших, средних и низших руководителей. Сравнение весьма точное. Но в данном случае стремление к точности формулировок даже при таком образном сравнении оказывает Сталину плохую услугу, открывая то, что у него вряд ли было желание демонстрировать. Он чувствует, что дело не только в характере организации, но и в социальном статусе “наших людей” в обществе, а потому выбирает сравнение не просто с армейской структурой, но со старой кастовой структурой с соответствующими названиями — вплоть до именования “нижнего партийного командного состава” “партийным унтерофицерством” (с. 171) (какового унтерофицерства в советской-то армии не было ни тогда, ни позже). Штрих мелкий, но характерный.
Ну, и наконец разговор о характеристиках номенклатуры как особой социальной группы по материалам сталинских работ будет неполным, если не сказать о способах “рекрутирования” ее членов (вспомним, какое значение Сталин придавал ему при характеристике интеллигенции). Что бы там не говорилось о выборах, данная группа самовоспроизводилась помимо воли и влияния “рабочего класса” или “народа” путем кооптации, и этому процессу придавалось особое значение: “Задача состоит в том, чтобы взять полностью в свои руки дело подбора кадров снизу доверху” (с. 326), сосредоточив “дело изучения, выдвижения и подбора кадров” в одном месте, и “таким местом должно быть Управление кадров в составе ЦК ВКП(б)” (с. 327). Как известно, до последнего времени такой метод подбора “слуг народа” реализовался неукоснительно — одновременно с шумихой о “советской демократии”.
Вот таким образом в работах Сталина указанного периода отражалась — по его желанию или независимо от него — классовая структура советского общества. Дальше рассмотренные тенденции уже не были заметны так явно. В пропагандистской литературе установились ритуальные поклоны в сторону “рабочего класса” и “колхозного крестьянства”; сам же Сталин уже не считал нужным слишком себя ими утруждать. Даже в Отчетном докладе на XVIII съезде партии, несмотря на то, что она считалась “партией рабочего класса”, вопрос о “рабочем классе” практически не затрагивается. Отмечается только, что в советском обществе “нет больше антагонистических, враждебных классов, … а рабочие, крестьяне и интеллигенция, составляющие советское общество, живут и работают на началах дружественного сотрудничества” (с. 318). О “рабочем классе” упоминается только в заключении и опять же в сугубо ритуальных целях.
Мы уже отмечали, что причиной рассмотренного представления Сталина о социальной структуре советского общества явилось то, что он отражал интересы господствующей группы. Другой же причиной теоретических ошибок Сталина было слабое (точнее, догматическое) владение марксистской теорией. Вот показательный момент. Цитируя слова Маркса о необходимости для людей объединяться “в общественном производстве своей жизни”, Сталин считает нужным тут же пояснить в вульгарно-материалистическом духе: “т.е. в производстве материальных благ, необходимых для жизни людей” (с. 280), не подозревая даже, как тем самым недопустимо упрощает глубокую мысль Маркса о производстве самой жизни и ее материальных условий (ср. с выражением Энгельса: “Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу”8). О том, что это не случайность, говорит тот факт, что такое же “пояснение” опять дословно повторяется Сталиным через много лет.9