Социализм. Некоторые вопросы теории

Повышение материального и культурного уровня должно бы, на первый взгляд, уменьшать необходимость привилегий, сужать область применения “буржуазного права” и тем самым вырывать почву из-под ног его охранительницы, бюрократии. Но на самом деле произошло обратное: рост производительных сил сопровождался до сих пор крайним развитием всех видов неравенства, привилегий и преимуществ, а вместе с тем и бюрократизма” (с. 95-96). “Подъем благосостояния командующих слоев начинает далеко обгонять подъем жизненного уровня масс. …идет процесс нового социального расслоения” (с. 98). Такое обширное цитирование понадобилось для того, чтобы стало совершенно ясно, что для Троцкого “все наоборот” – не неравенство в потреблении как результат социального расслоения, а само это расслоение – результат неравенства в потреблении: “марксизм”, поставленный с ног на голову. При этом, как видим, дело отнюдь не в недостатке благ – оказывается, их возрастание вовсе не приближает нас к социализму.

Троцкий совершенно верно отмечает, что имеющиеся в советском обществе обличения “бюрократизма” – прием социальной мимикрии, или, как он выражается, “прием самозащиты верхов” (с. 114), но сам же попадается на ту же удочку со своими утверждениями “о бюрократии как правящем слое” (там же). “Между тем она существует. И тот факт, что она так тщательно прячет свою социальную физиономию, свидетельствует, что у нее есть специфическое сознание господствующего “класса”, который, однако, далек еще от уверенности в своем праве на господство” (с. 114-115). (Любопытно не то, что, не считая “бюрократию” классом, слово “класс” Троцкий берет здесь в кавычки, а то, что он это в книге делает еще всего только один раз, говоря о “классе” “советских проституток” (с. 125) – такие “параллели” наглядно показывают, как далек он от понимания социально-экономической сущности того общественного явления, которое называет “бюрократией”!).

“Самодержавная верхушка”, “иерархически разделенная … очень важными горизонтальными перегородками” (с. 115), “слой, который не занимается непосредственно производительным трудом, а управляет, приказывает, командует, милует и карает” (с. 117) — так определяет Троцкий характерные признаки “бюрократии”. Но если этот устойчивый и структурированный социальный “слой” “самодержавно” “господствует”, “командует”, “управляет” людьми “производительного труда”, как это раньше делали рабовладельцы, феодалы и капиталисты, то почему он не господствующий класс? А потому, видите ли, что для него это не закономерное и необходимое вследствие определенного этапа общественного развития социальное явление, а “чудовищное и все растущее социальное извращение” (с. 196)!

Как бы спохватываясь, что он все же считается марксистом (может быть, даже вспомнив, что Маркс при анализе капиталистического способа производства говорил: “Мы отвлекаемся здесь от той части прибавочной стоимости, которая проедается самим капиталистом”32), Троцкий пишет: “Относительно бюрократии как потребительницы можно с необходимыми изменениями повторить то, что в своем месте было сказано о буржуазии: нет ни основания, ни смысла преувеличивать ее аппетит в отношении предметов личного потребления. Но положение резко меняется, как только мы примем во внимание почти монопольное использование ею старых и новых завоеваний цивилизации. … бюрократия располагает ими … точно предметами своего личного обихода” (с. 120). Что в лоб, что по лбу, все равно вся суть – в потреблении, дальше этого анализ данного “слоя” у Троцкого никак не заходит! Он, правда, пару раз применительно к “бюрократии” упоминает о “накоплении”, и даже о ее “потребительских и стяжательских задачах”, утверждая, что “сам правящий слой является главным резервуаром законных и незаконных личных накоплений”, считая это проявлением “мелкобуржуазных тенденций”, и даже “об их прямом преобладании (!) в хозяйственной жизни” (т.е. речь уже вроде бы идет не о потреблении, а о производстве), но соответствующих доказательств не приводит, считая вполне достаточным доказательством само наличие “бюрократии”; но вместо того, чтобы объявить ее на этом основании буржуазией (хотя бы мелкой), он говорит о ней как о “чудовищном и все растущем социальном извращении”. Да и трудно было бы это сделать, так как собственность на средства производства в СССР при всех оговорках он считает государственной, так что о личном накоплении “бюрократией” средств производства речь не идет. Значит, речь о предметах потребления? При чем же тогда здесь “накопление” и “буржуазия”? Тем более, что, по его мнению, “тяга к первоначальному накоплению” порождается нуждою (с. 211)! Воистину, “от незнакомых явлений ищут спасения в знакомых терминах” (с. 203).