Соцветие поэтов

С самых первых опытов для поэта характерны прозаическое отношение к лирическому сюжету, сценки или рассуждения, более привычные для реалистической повести или романа, внимание к бытовым деталям, не отличающимся поэтичностью, прозрачные простые сравнения. Это рассказы в стихах, мрачные и тяжёлые, в чём-то близкие чеховским, непоэтические описания и чувства:

Простым я подпоясан ремешком,
В рубашке ситцевой, зимой суконной,
По улице я в школу босиком
Хожу, храня порядок заведённый.

Вот портрет полунищего юноши, у которого нет ни одежды, ни обуви, достойной его положения (ведь в русской культуре одежда - показатель степени благополучия, поэтому и не может пережить Акакий Акакиевич утрату шинели). Ко времени написания этого стихотворения Фёдор - уже учитель. По настоянию матери он в 16 лет поступил в Учительский институт, а в 1882 г., успешно окончив его, поехал служить в город Крестцы Новгородской губернии. Теперь он содержит семью, по-прежнему состоящую из матери и сестры, но мать остаётся главной. Десятилетие, в течение которого Тетерников учительствовал в провинции, было временем унижений, покорности, безденежья. В стихотворениях возникает образ матери, любимой и любящей, но мучающей сына:

Я из училища пришёл,
И всю домашнюю работу
Я сделал: сам я вымыл пол,
Как делаю всегда в субботу.

Я мыл, раздевшись догола,

А мать внимательно следила,
Чтоб пол был вымыт добела,
Порой ворчала и бранила.

Мать по-прежнему имеет право выпороть кормильца семьи, а он озлоблен и порет своих бездарных учеников. Пьянство, обжорство, сплетни, грязные связи - всё, что принято в качестве развлечения в провинциальном городе, не обходит стороной Фёдора. Но с этой бесплодной жизнью он умудряется сочетать и литературное творчество (в 1884 г. удалось опубликовать стихотворение «Лисица и ёж» в петербургском журнале «Весна»), мечтать о литературных заработках, о написании новаторского учебника по математике, о том, как он вдохнёт в души своих учеников свет и любовь. Однако мрачная жизнь со всех сторон обступает провинциального мечтателя. Босоногий учитель, выросший из босоногого мальчишки, ощущает себя винтиком   «машины общего труда»:

Что моя судьбина,
Счастье иль беда?
Движется машина
Общего труда.

Винтик очень малый -

Я в машине той.
К вечеру усталый
Я сижу босой.

Ощущение тяжести и беспросветности жизни - «больные дни», «босоногость», «неотвязная нужда», «бесцветное житье» - в конце концов преображается в стихотворениях конца 80-х гг. в полуфольклорные фантастические видения - «лихо неминучее», «злую мару» (это славянская ведьма, высасывающая по ночам кровь у спящих). Появляются мотивы смерти, но это не переход в лучший мир, а желание спрятаться, скрыться от этого мира:

После жизни недужной и тщётной,
После странных и лживых томлений,
Мы забудемся сном без видений,
Мы потонем во тьме безответной.

И пускай на земле, на печальном просторе

Льются слёзы людские, бушует ненастье:
Не найдёт нас ни бледное, цепкое горе,
Ни шумливо-несносное счастье.