Соцветие поэтов

Иван Елагин стал писать стихи ещё в России, но творческой зрелости достиг уже на Западе. Его большой талант оценили как представители первой волны – Роман Гуль и Иван Бунин, так и последующее поколение – Иосиф Бродский, Евгений Евтушенко и Александр Солженицын.

Иван Елагин вернулся на родину своими стихами ещё до распада Советского Союза; о творчестве поэта было написано много статей и при его жизни, и после его кончины. В 1998 году в Москве, в издательстве «Согласие», вышли два тома стихотворений Ивана Елагина с обширным предисловием Евгения Витковского, одного из лучших российских исследователей культуры русской эмиграции. Несомненно, к столетней годовщине появится ещё множество статей о творчестве поэта. Не считаю нужным добавлять к ним что-то от себя, тем более потому, что я – художник, а не литературный критик. Всё же позволю себе взглянуть на творчество моего друга именно глазами художника – и вот почему: Иван Елагин любил искусство и дружил с художниками. Его сверстником и ближайшим другом ещё по Киеву был художник Сергей Бонгарт, тоже эмигрировавший в Соединённые Штаты. Переписывался Иван Елагин и с художником Владимиром Шаталовым из Филадельфии, а мне предоставилась возможность сделать обложки для нескольких сборников стихотворений поэта и даже иллюстрировать один из них – «Дракон на крыше». Любить искусство – ещё не значит его понимать. Иван Елагин понимал искусство, знал, что в нём существуют не только красота и гармония, но и гротеск, и вызов. Наконец, в своей поэзии он создал чисто зрительные образы-символы, как делает это настоящий художник.

Бомбы истошный крик –
аэродром в щебень!
Подъёмного крана клык –
на привокзальном небе.

Ты, моё столетие!

или:

Уже последний пехотинец пал,
Последний лётчик выбросился в море.
А на путях дымятся груды шпал
И проволока вянет на заборе

Они молчат – свидетели беды.

И забывают о борьбе и тлене
И этот танк, торчащий из воды,
И этот мост, упавший на колени.

Для меня, как художника, «подъёмного крана клык», «танк, торчащий из воды» и «мост, упавший на колени» представляют собой зрительные, графические образы, нарисованные рукой поэта. Они чёрно-белые, им не мешает цвет, и поэтому они особенно выразительны. Всех художников можно условно разделить на графиков и живописцев. Графики видят силуэт и линию, живописцы «мыслят цветом». Пикассо был графиком, Клод Моне – живописцем. Применяя эту условную формулу к поэзии, можно сказать, что в этих стихотворениях Иван Елагин – график, – и сразу же мысль обращается к знаменитому чёрно-белому полотну Пикассо – «Герника». Стихи Ивана Елагина военного и послевоенного периода – это его поэтическая «Герника».

Конечно, его поэтическое наследие многообразно. Человек широкого кругозора, большой жизнелюб, Елагин обращал внимание на множество вещей и явлений, на эмигрантский быт, на природу новой для него страны, где он много путешествовал. Он описывает встречи, высказывает свои мысли, он не чужд сатиры, он думает о жизни… Уже больной, он думал и о неизбежном её конце. В Америке Иван Елагин написал одно замечательное стихотворение:

Мне не знакома горечь ностальгии.
Мне нравится чужая сторона.
Из всей – давно оставленной – России
Мне не хватает русского окна.

Оно мне вспоминается доныне,

Когда в душе становится темно –
Окно с большим крестом посередине
Вечернее, горящее окно.

Мне не известно, был ли Елагин религиозным человеком, мы никогда не касались этой темы. Всё же, «большой крест посередине» написан поэтом неслучайно. И снова напрашивается сравнение с творчеством другого замечательного человека, с которым я был знаком в Нью-Йорке, – со скульптором и графиком Эрнстом Неизвестным. В одном из документальных фильмов о нём он говорит о том, что ему везде видится крест. Два глаза и нос – это крест; ветви, отходящие от ствола дерева, – это крест. Но крест – это не только Распятие Христа, но и распятое человечество. Так и называется одна из скульптур Эрнста Неизвестного. Можно, я думаю, предположить, что крест посередине русского окна – это крестный путь России за всю её многовековую историю. Что же касается окна, то и тут можно увидеть символ: оно находилось за железным занавесом, отделявшем нас от родины. Мы никогда не закрывали на нём ставни, только задёргивали занавеску, когда слишком больно было смотреть на то, что происходит в России.