Ирина на секунду отвела трубку от уха, вытянула шею, бросила взгляд в зеркало - осунувшееся лицо, тревожные глаза.
- Нет, Катюш.
- Жалко. А я, мам, в Витю влюбилась. Вот спасибо тебе, спасибо, что он ко мне тогда приехал, а так бы я и не знала, что такой мальчик есть! Ты извини, мамуль, но мне ведь в школу...
- Да-да, беги. Бабушке привет передай, я позвоню сегодня еще.
Ирина повесила трубку. Влюбленностями и нелепостью как-то пропитано все вокруг. Что же с собой делать? Опять побежали мысли по кругу. Ирина доварила кофе, вяло съела йогурт и подошла к коробке с рукописями. Первыми попались под руку залитые вином листы, скрепка давно проржавела. Листков десять, посыпались какие-то листочки вроде закладок, Ирина с трудом разобрала стершийся карандаш. "А-а, выписки из текстов, номера страниц, это он использовал для работы, теперь уже не ценно, а текст попробую разобрать".
Ирина сварила себе еще кофе и начала разбирать Сашин почерк. "Давно не держала в руках его записи, когда-то разбирала легко. Посмотрим, посмотрим". Это был рассказ.
"На занесенной снегом скамейке две вмятины. Кто-то недавно (снегопад кончился с час назад) здесь отдыхал. В деревне тихо, безлюдно. Кто-то, видимо, шел от станции - там приветливо, горят огоньки. И шел к лесу. Вот и следы - большие и маленькие. Мужчина и женщина зачем-то отправились в лес. А на станции... Представим себе уют хорошо протопленной комнатки, там обитают две кассирши, по очереди продают они билеты редким сейчас, зимой, пассажирам. Анечка и тетя Поля. Живут они через линию в пристанционных домишках и через день ходят на работу. Сегодня дежурит Аня - полная круглолицая и еще вполне молодая - ровные крупные зубы и румянец делают ее очень и очень приглядной. В комнатке аккуратные домашние предметы: вязаный тетей Полей из ношеных чулок половичок, цветастая клеенка, чайник, чашки и еловая ветка в банке. Перед Аней открытая книжка, но сама она то ли дремлет, то ли грезит. А музыка, как снег, заметает потихоньку пространство - никто не шевельнется под покровом. Нежная и пьянящая музыка к кинофильмам, знакомая, всегда желанная, всегда волнующая. И только тревожное "та-та -та -тататата... та-та-та-тататата..." Аня смахивает что-то с ресниц и оживляется. Конечно, она не спала - виденья и грезы кружились возле нее и задевали то щеку, то завиток волос, то мочку уха, а в ней все отзывалось уханьем сердца и сладкой истомой..."
Ирина с недоумением отложила рукопись. "Какое старомодное, сентиментальное письмо. Сашкино ли? Скорее, женское рукоделье. Не мистификация ли? И чья? Вряд ли Шуры. Может, Саша кого-то пародировал или выполнял самим себе заданный урок. Странно, во всяком случае". Ирина закурила и продолжила чтение.
"Но вот музыка к фильму "Мужчина и женщина сделала свое дело - Аня по-настоящему затосковала. Что-то несбывшееся..."
Ирина глубже затянулась и вздохнула: "Грина и я вчера вспоминала".
"...а теперь уже и надежды нет, что сбудется, потянуло ее к двери взглянуть на рельсы, на снег. Вздохнуть глубоко, замерзнуть. А музыка вертела Аниным настроением как хотела - "та-та-та - тататата.." В коротком платье, вязаной кофте и валенках стоит Аня, приоткрыв дверь. Свет из-за ее плеча упал, залил кусочек платформы, следы видны четко: кто-то здесь был. "Приехали какие-то" - отметила Аня вскользь - "Мужчина и женщина". Померзла чуть-чуть и вернулась. По радио уже передавали новости. Наваждение прошло. Выключив приемник, Аня уселась пить чай - с морозцу хорошо. В деревне вроде бы ни души, ни звука. Но нет - приглядитесь-ка: сквозь плотно завешенные окна мелькает свет - здесь голубоватый, там - молочно-белый, а тут розовый. Всюду свое - телевизор глядят с широкой, покрытой лоскутным одеялом кровати, позевывая, вполглаза. Старушка перед лампадкой последний поклон кладет - да и на покой... А здесь еще вечер в разгаре - настольная лампа освещает стол - карты пасьянсные маленькие - аккуратно выкладывает старческая сухая рука. Сюда бы нам заглянуть..."
"А может, и Сашино", - думала уже слегка заинтригованная Ирина, - ведь любил он домысливать, конструировать ситуации. Здесь, кажется, именно тот случай. А потом, он все же мечтал написать роман, изучал типажи, пробовал, моделировал"
"...полюбопытствовать, но некогда - наше воображение уже занято - ведь кто-то прошел по деревне в лес, кто-то вечером зимой приехал сюда на электричке. Надо, согласитесь, узнать все. Следы приведут к месту. Не нужно только лениться. Звезды близко-близко. Небо черное, глубокое... Простор... Воздух холодный... Стог вдали чернеет. Но любопытство гонит вперед. Ну что ж, надо идти, проваливаясь в сугробы, к опушке леса, к разгадке. Следов уже не видно, но есть уверенность - кто-то час назад шел этим путем. Там, в городе, 8 часов вечера - вполне уютное и спокойнее время. Огни и огонечки. В дверях магазинов клубится пар - морозный воздух и духота насыщенного всеми гастрономическими запахами помещения. Улицы расчищены и черный асфальт аккуратной полосой проведен между белейших высоких сугробов".