Соучастница

"Все же интересно, когда, в какой свой период жизни писал, в чьем доме? К Шуре же все сносил. Ну уж, наверное, не у Аллочки...", - думала Ирина, заваривая себе еще кофе.

"Аленушку отпустила, поцеловала крепко и перекрестила, как ее саму когда-то тетка. Робко перекрестила. Осталась одна... Это была первая абсолютно одинокая зима Ани. С дочкой, как вернулась тогда из чужих краев, где разнесло их в разные стороны со Степаном, жила дружно, легко, наверное, даже счастливо. Сказки читали, музыку слушали по радио, песни любили одни и те же, в куклы играли, шили на них. А другого ничего и не было. Ничего не было. Коза на зеленом лугу, пчелы. А родители один за другим убрались на тот свет. Отец так и ушел в полпьяна, за ним и мать горемычная. Но это была не смерть. Это - как крошки со стола смахнули, ничего Аня не почувствовала... Ничего Анюта не чувствовала, возвращаясь с далекого кладбища из-за леса в черном платке, ничего не чувствовала, собирая поминки с водкой, винегретом и пирогами. Ничего... Бог ей судья. А боялась, что умрет где-то там Степан, вдали без нее. Сны про него видела - то машина задевает его, идущего по обочине, то лошадь бьет копытом в сердце. И все ждала она и боялась дождаться злой телеграммы и не любила почтальона. Или казалось ей, что ее саму унесут за лес и положат в землю, а Степан не узнает и будет где-то там ходить по чужим городам - пить - есть, будто ничего не случилось. А так нельзя - нужно им еще постоять, взявшись за руки, поглядеть на звезду. И пусть опять небо черное и птицы спят на черных ветках и ветер, конечно, ветер... Об этом мечтала. Только крепится Аня, на замке эти свои грезы держит, знает, иначе разорвут они ее в клочья и будет она выть под этим черным небом, выть не переставая и сгинет однажды: наденет черный платок и растворится, сольется с черной ночью. Это Аня решила оставить на крайний случай, а пока ходит исправно на работу, девочке деньги шлет, подарки, раз в две недели ездит навещать... Итак, там, у тетки пока все мирно. У Ани? Как уж есть... Пора, наконец, дойти до какого-нибудь дерева, прислониться, закурить, вглядеться... Вот и огонек впереди, кажется, костер. А у костра копошатся двое. А что это за ними? Да это же кресты, кресты, кресты. Кладбище. Вот, оказывается, куда привело меня любопытство. К логическому концу. А доброе или дурное привело этих двоих сюда? Все же кто они такие? Сейчас бы бинокль... Но нет, пусть все идет своим чередом, я не подсматриваю - я наблюдаю. Придется приблизиться, погреть руки над их костром, может быть, заговорить... В сумерки одного из первых дней нового года постучали в дверь Варвары Тимофеевны.

- Да-да, войдите, - звонко откликнулась Алена.

Тетка дремала на диване, в ногах лежал кот. Алена с сантиметром на шее, подняла голову. Перед ней высокий человек с рюкзаком.

- Не узнаешь? - шагнул к ней, Алена смущенно протянула руки.

- Ты, отец?

- Да уж, я - отец. А ты - дочка. Ишь, взрослая, красивая, на мать похожа.

- Входи же, входи, сейчас чаю.

И рванулась на кухню, чтобы румянец с щек согнать - смутилась сильно. Угощенье поставить, принять по-человечески. Варвара Тимофеевна глаза приоткрыла, глядит с подушки строго.

- Здравствуй, тетка Варя, - поклонился вежливо.

- Здравствуй, залетный. Что пожаловал?

- Надо мне Алену от тебя ненадолго забрать, необходимость такая появилась.

- Мать знает?

- Не знает. И знать ей пока не следует.

Степан теперь чуть седоват, складки у губ резкие и не подумаешь, что он штуки всякие делать станет, а он возьми да и подмигни строгой тетке, скинул рюкзак, да и прошелся на руках, к ней подошел руку в карман сунул и яблоко достал, ей протянул.

- Вот уважил, - тетка протянула сухую в крапинку руку и взяла. К Степану она все же благоволила.

Вернулась Аленушка, застала отца сидящим в ногах у тетки с котом на коленях, улыбнулась ласково, чай пригласила пить. На столе халва, варенье, конфеты. Алена весело щебетала и про учебу и про подружек, не дичилась. Тетка помалкивала, но вроде бы доброжелательно. Но вот уже шесть часов. Степан поднялся:

- Поедем-ка мы сейчас с тобой, дочка, туда к матери на станцию, дело у меня одно есть. Только оденься теплее.