— Нин, тут же дети! — упрекнула Машико.
— Молчу.
…Несчастный Вронский в перепачканном белом мундире хотел дрожащей рукой застрелить покалеченную лошадь, чтобы не мучалась, но не смог, занервничал, затосковал и отдал револьвер другому офицеру, который без колебаний прикончил бедное животное, лежавшее на боку и смотревшее на жестокий мир огромным плачущим глазом. Тем временем Анна с мужем ехали в карете домой, и Каренин противным голосом упрекал жену за безответственное поведение и неумение держать себя в руках. У нас в семье такое тоже случается, с той лишь только разницей, что пилит по пути домой Лида — Тимофеевича, если он в гостях оказывал слишком тесное внимание хозяйке или какой-нибудь гостье с перманентом. Отец обычно отшучивается, мол, любезничал с посторонней тетей исключительно из вежливости. «Ага, и прижимал ее, когда танцевали, тоже из вежливости?!» — «Тебе показалось…» Но Анна не выдержала занудства мужа и в ответ на его пилёж созналась, что граф Вронский — ее любовник…
— Вот дура-то! — не удержалась тетя Валя. — В таких случаях надо молчать, как в гестапо!
— А ты-то откуда знаешь? — подозрительно спросил дядя Юра.
— Догадайся с трех раз! — сверкнула на него глазами Батурина, явно напоминая, что сам он начал ухаживать за ней, когда она была замужем за контуженным субъектом, обещавшим ее из ревности убить.
— Вы ничего не понимаете! — воскликнула Карина. — Просто она не может больше скрывать своих чувств! Это не преступление!
— Как сказать… — покачал головой Башашкин.
— И что он ей сделает?
— Сейчас увидишь.
— Сандро бы застрелил, — с тихой гордостью молвила Нинон.
— А он ее теперь запилит, не мужик, а лобзик какой-то! — сказала Машико. — Но она сама виновата…
— В чем? В том, что полюбила другого? — воскликнула со слезами на глазах Карина.
— Каренин ей — муж законный, он ее кормит и одевает! — возразила Нинон. — Вон: за одну серию раз десять платья поменяла. От нее не убудет — помалкивать и разок-другой супружеский долг выполнить. Жена не лужа, достанется и мужу.
— Нина, здесь дети! — снова упрекнула Машико.
— Молчу.
— Вы ничего не понимаете! — простонала будущая медсестра.
— Где уж нам! — усмехнулась казачка.
Из темноты на веранду скользнул Ларик и с видом заговорщика поманил меня с собой. Мы скрылись за избушкой, и он подробно изложил мне план завтрашней «нейтрализации» Михмата.
— Нестор съездил в клуб за бутсами! — с особым торжеством доложил юный князь. — Так подкует гада, месяц на ноги не встанет, сволочь!
— А если он не пойдет завтра в бильярдную?
— Пойдет! Ему каждый день дорог. Они же скоро улетают.
— Как улетают? Кто сказал? — Мое сердце обметало инеем, как углекислый баллончик, заправленный в сифон.
— Зойка Немцу проболталась, вот он и прибавил обороты.
32. Горемыка с гаремом
Тут послышался звук подъехавшей машины, потом — веселые голоса и стук калитки. Это вернулись из Пицунды Добрюха и сестры Бэрри. Петр Агеевич одной рукой прижимал к груди трехлитровый баллон с рубиновым вином, а в другой держал промасленный пакет, из которого торчала дюжина рыбьих хвостов.
— Машико, Нинон! Мы вернулись! — громко объявил снабженец.
На лестнице появилась Карина, а следом за ней и остальные телезрители, в руках они держали стулья, чтобы вернуть на место. Глаза будущей медсестры были заплаканы.
— Что случилось? — встревожился попутчик.
— Анна заболела…
— Какая Анна?
— Каренина…
— Фу ты, господи… Нельзя так близко принимать к сердцу кино. Это же фантазия! Я-то знаю…
— И мы теперь тоже знаем, — сообщили сестры Бэрри.
Начались расспросы и восторженный отчет об увиденном. Инна и Римма были без ума от путешествия: ах, Пицунда, ах, Интурист, ах, коктейль с маслинкой, ах, Медея с детьми, ах, реликтовая сосновая роща, ах, Литфонд! Но особенно их впечатлил трехкомнатный люкс, в котором отдыхает и творит сценарист Ежов, живя там один, так как окончательно поссорился с женой, и она с ним не поехала, подав на развод.
— Петруччио, — капризно спросила Инна. — У тебя связи. Неужели ты не мог достать себе такой же люкс в Литфонде? Там рай!
— Ну, люкс, не знаю, все-таки Ежов — лауреат Ленинской премии. А вот полулюкс мог бы, — ответил снабженец. — Да и Валька меня к себе звал. Я же ему вагонку для дачи достал. Пять кубов. Но там скучно, там трехразовое питание, а я люблю приключения! И потом, если бы я поехал туда, то с вами бы, чаровницы, не познакомился! — И галантно поцеловал сестрам руки.
— Дамский угодник!
— А не сесть ли нам за стол? Я что-то оголодал! — Он почесал нос. — Карина, детка, не переживай за Каренину, она обречена! Положи-ка лучше рыбку на блюда, принеси стаканы и еще чего-нибудь.
— Что есть в печи, на стол мечи! — весело подхватил Башашкин, с тоской глядя на вино в банке.