— Ну, ничего, скоро все эти крохоборства закончатся.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась жена.
— Канитель с дензнаками.
— Да, при коммунизме денег вообще не будет, — солидно подтвердил я.
— Юрастый, ты веришь в коммунизм? — засмеялась Зоя и похлопала меня по плечу. — Ой, извини! Не больно?
— Нет… прошло… совсем…
— Заенька, не стоит обсуждать мутные перспективы светлого будущего, тем более что среди нас ударник коммунистического труда.
— Вы? — с уважением спросил я его.
— Ну, нет, научный сотрудник по определению не может быть ударником. В лучшем случае — лауреатом квартальной премии. Это прерогатива гегемона. Речь о нашей замечательной Томе.
— Правда? — удивился я. — Не шутка?
— Да, — смутилась она. — А что?
— Тамара Степановна — маяк пятилетки! — вдохновенно продолжал очкарик. — Работает сразу на нескольких станках, передовик производства и, между прочим, приехала сюда по бесплатной путевке завкома. Я не ошибся, о передовейшая из передовых?
— Ага… Я до последнего не верила, что дадут…
— Впрочем, ударник коммунистического труда живет здесь, на юге, скромно, в четырехместном номере с тремя соседками, а вот слуги народа, — он картинно указал в сторону Госдачи, светившейся затейливыми огнями, — в трехкомнатных люксах с горничными. Но это, как говорится, гримасы роста и родимые пятна волюнтаризма.
— Миша, давай не будем при детях! — насупилась врачиха.
— А если будем, то давай! — завелся он. — Поговорим о горизонтах коммунизма. Напомню, горизонт — это воображаемая линия, где якобы сходится небо с землей. Во-о-бра-жа-е-ма-я! Потому что они никогда не сойдутся, и рая на земле ждать не стоит, хотя вполне приличную жизнь без дефицитов построить можно даже при социализме. Вот Вилена Дмитриевна сподобилась съездить в ГДР по служебной надобности. Вили, сколько ты насчитала сортов колбасы в обычном дрезденском гастрономе?
— Девятнадцать.
— Недурственно. А видела ли ты хоть одну очередь за разливным пивом?
— Нет.
— Вот, пожалуйста! И это у наших младших соседей по соцлагерю, тоже, кстати, сильно пострадавших от войны! Но мы отклонились от темы нашего коллоквиума. Вынужден вас огорчить, мой юный друг, деньги, как всеобщий эквивалент, останутся и в светлом будущем. Но в каком виде?
— В каком? — заинтересовалась Тамара.
— Представьте себе, коллеги, ни бумажных, ни металлических денег не будет. Зато каждому человеку, работающему или отдыхающему на пенсии, выдадут что-то вроде вот такого приспособления… — Он достал из нагрудного кармашка двухцветную пластмассовую ручку. — В этой штучке и будут храниться ваши сбережения, как в кошельке, но в виде, в виде… допустим меченых молекул. Приходишь в день получки к бухгалтеру, штекер в гнездо, нажимаешь синюю кнопку и получаешь свои кровные — зарплату или пенсию. Их туда тебе закачают, как пасту в стержень. Ясно?
— Ясно, — неуверенно кивнула ударница.
— Потом идешь, допустим, в гастроном, берешь колбаски, сырку, бутылочку вина, тортик… Кассир выбивает, скажем, четыре рубля восемьдесят пять копеек, а ты вставляешь свой прибор в штатное отверстие кассового аппарата и нажимаешь на… — Для наглядности электронщик воткнул ручку в сжатый кулак, вдавив красную пипку. — И у тебя откачивают четыреста восемьдесят пять меченых молекул. Вот такая будет замечательная жизнь, дорогие товарищи!
— Что за чушь! — поморщилась жена.
— Здорово! — Зоя смотрела на отчима с восхищением.
— А если потеряешь прибор или его украдут? — спросила осторожная Тамара.
— Ну, от ротозейства никакой прогресс не страхует. Впрочем, систему можно усложнить так, чтобы она срабатывала, если ты приложишь к датчику правый указательный палец. Папиллярные узоры, мадемуазель, в отличие от невинности, потерять невозможно…
— Михаил Матвеевич! — рассердилась Вилена Дмитриевна.
— Но ведь кто-то может незаконно закачать туда мириад молекул и покупать потом все, что понравится…
— Мириад, Юрастый, это всего-навсего десять тысяч. Два «москвича». Ты, наверное, имел в виду миллиард? Да, не исключены и такие эксцессы. Увы, фальшивомонетчики будут всегда. Ничего не поделаешь. Человек — существо плутоватое. Для этого существует и будет существовать уголовный кодекс, а также принудительный труд в местах не столь отдаленных. Например, на Марсе.
— Принудительный труд при коммунизме? — усмехнулась студентка, явно не впервые слышавшая фантазии отчима.
— Заенька, я же начал с того, что коммунизм — это воображаемая линия…
— Не коммунизм, а горизонт. И хватит молодежи голову морочить! — строго поправила врачиха. — Иди уж, а то твою бильярдную закроют. У них тут строго — переработать боятся.
— Слушаю и повинуюсь! — Он изобразил восточный жест покорности и попятился.
— Михмат, не уходи! — попросила Зоя. — Ты обещал, что мы в ночном море искупаемся!
— Завтра, завтра, аквамарины моего сердца! У них будет санитарный день.