Совдетство. Узник пятого волнореза

— Если уж быть плохой девочкой, то до конца. — Она, подцепив длинными ногтями, достала сигарету для себя, а потом протянула упаковку нам. — Том, будешь? Юрастый, поухаживай за дамами! А сам?

— Не хочется, — отказался я, боясь раскашляться или получить упрек в том, что курю «не в себя».

Такие одноразовые зажигалки появились в Москве недавно, и батуринский сосед Алька, обожающий всякие новинки, показал мне, как ею пользоваться, а заодно сообщил, что на Кузнецком Мосту, там, где заправляют пастой шариковые стержни, теперь можно, если кончился газ, врезать в пустой резервуар железный ниппель и за умеренную плату снова зарядить импортное чудо.

— Цивилизованный кооператор — надежда социализма! — говорил веселый сосед. — Башашкин, почему ты не запишешься в Ленинский университет миллионов? Там иногда можно услышать невероятные вещи!

Девушки поймали кончиками сигарет колеблющийся синий огонек и умело затянулись.

— А разве ударницы тоже курят? — удивился я.

— Еще как! Особенно когда план горит, станок сломался, а наладчик запил… — ответила раздраженно ткачиха. — У нас многие девчонки смолят, но бригадир ругается, говорит, лучше целоваться с пепельницей, чем с курящей женщиной.

— Идиот! Все француженки курят, даже Катрин Денёв. Юрастый, ты видел «Шербургские зонтики»?

— Нет.

— Там-там-там-там-тара, там-там-там-там-там… — напела она знакомую мелодию.

— А мне нравится, когда от мужчины пахнет хорошим табаком, — созналась ударница, — особенно трубочным.

— Юрастый, может дернешь? — поддела меня Зоя.

— В другой раз.

— Ах, какой правильный мальчик, неиспорченный. Наверное, еще не целовался? Тебя бы к нам в спецшколу! — Она с обидной усмешкой пустила в меня тонкую струйку дыма. — Том, может научим?

— Мал еще… — отрезала ударница. — Пусть подрастет.

— Я… Я… Мне пора… Мне нельзя… Правда…

Надо бежать! Еще минута в обществе двух курящих девушек, которых я видел во всей их ошеломляющей наготе, и результат будет такой, как если бы на моих глазах задымил целый ансамбль «Березка». Никакие техасы не скроют восстания того, что я сберег от хищников ночного моря. Здесь в соснах еще не так заметно, но под фонарями мой позор будет очевиден. И как я потом покажусь снова перед Зоей?

— Эй, ты что? Не хочешь — не кури! Я же шучу… Вернись, поболтаем! — донеслось вдогонку. — Ты куда? А кто нас домой проводит? Вили так на тебя надеялась! — и они весело рассмеялись.

…Казнясь и изнывая оттого, что мне пришлось позорно сбежать от двух веселых девушек в мокрых халатиках, надетых прямо на голое тело, я медленно брел домой. Проходя мимо Давидова продмага, я услышал сзади топот и тяжелое дыхание, обернулся: меня нагонял расхристанный Ларик. Видок у него был тот еще: бежал он босиком, прихрамывая, майка порвана, на кулаки напялены синие вьетнамки, гангстерская косынка сползла с лица и напоминала перевернутый задом наперед пионерский галстук черного цвета. Правый глаз моего друга припух, зато вытаращенный левый горел боевым отчаянием.

— Атас! Тикаем! — крикнул он, увлекая меня в проулок.

— А кто гонится?

— Не знаю,

— Где пацаны?

— Не знаю. Кто где…

— Очки мои целы?

— Ага, я снял… — Он вынул из кармана и вернул мое шпионские достояние. — А этому бычаре стекла вдрызг расколотили…

— Вы его хоть не убили?

— Какой там! Здоровый, сволочь! Степку так отоварил, его Сироп на себе уволок…

Ларик отдышался, потом спросил:

— Как у меня морда лица?

— Глаз подбит.

— Гад!

Убедившись, что погони нет, мы вернулись на шоссе. Окна вокзального ресторана ярко горели, слышались пьяные крики, гремела музыка, на веранде несколько пар топтались в неуклюжем танце. Один из курортников, уперевшись в балюстраду и нависая над тротуаром, боролся с подступившей рвотой. Я сдернул друга на мостовую, к ночи совсем опустевшую.

— Ты чего? — испугался молодой князь.

— Не видишь, мужик харчами хвалится!

— А-а-а… Спасибо! Не хватало, чтобы меня еще и облевали.

— Да что там у вас случилось-то?

— Он клево дерется! Самбист, наверное, может, боксер… — предположил мой друг, щупая глаз. — Раскидал нас, как нечего делать…

— А вы?

— Против лома нет приема. Фетюк хотел его сразу вырубить, а он увернулся и под дых ему лупанул, Степка на карачки упал… Потом мне засветил. Фазила через бедро кинул. Горелый с Сиропом струхнули. поняли — дело табак. Мы, как и договаривались, в разные стороны рванули, чтобы в кусты его заманить. Он сначала за мной побежал, может, узнал, за майку схватил, но я вырвался… Тут-то его Нестор в падении и припечатал! Он сразу захромал и отстал, наверное, ему по косточке попало. Жуткая боль — по себе знаю. Я бы добавил, но мужик в пижаме из бильярдной вывалился… Мы и ломанули кто куда. Гога же сказал: только без свидетелей. Ты-то где был?

— Сначала на стреме.

— А потом? Сдрейфил?

— Нет. Меня Зоя увидела и позвала. Я подошел, чтобы подозрений… Ну понял? Потом Михмат попросил женщин в корпус проводить, в бильярдную торопился. Я и согласился, чтобы бдительность притупить…

— Притупил?

— Вроде бы.

— А почему голова мокрая?

— Зоя захотела искупаться, на святящуюся воду посмотреть, и Тому уговорила. Мамаша попросила меня с ними сходить.