Совдетство. Узник пятого волнореза

— Ну прямо как родного!

— А что мне было делать? Объяснить, что я на стреме?

— Дальше?!

— Окунулись.

— Ага, он купается, а нас в хвост и в гриву…

— Я-то откуда знал? Я вообще думал, что вы, когда мужик за ним увязался, всё отменили.

— Мы и хотели. Но Гога велел ждать, когда закончат и начнут расходиться. Мы и ждали. Ты чего-то не договариваешь? По глазам вижу. Ты мне друг или портянка? Колись!

— Они голыми купались! — сознался я, понимая, что выдаю чужую тайну.

— Иди ты! — Ноздри юного мингрела хищно раздулись. — А ты?

— И я…

— Врешь!

— Клянусь!

— Ну и как они?

— Ничего особенного. Алька рассказывал, в Финляндии бани общие для мужчин и женщин. Моются как обычно, спинку друг другу трут…

— Я бы какой-нибудь потер! А потом?

— Потом покурили и разошлись.

— Они еще и курят? Ну, таких телок подогреть — раз плюнуть. Немец на «ап» разложит, если Михмат под ногами не будет путаться! Ты бы их позвал куда-нибудь!

— Я и позвал.

— Куда?

— На испытуху. Обещали прийти.

— Когда?

— Завтра.

— Почему завтра?

— Не знаю. Вырвалось…

— Ну и зря… Ребята ничего не знают…

— Можно перенести.

— Нет, погоди… Завтра этот бугай за ними уж точно не потащится. Отлично! Двигай до хаты, а я к Гоге забегу, потом — к пацанам, надо всех предупредить. Главное, чтобы Ихтиандр смог. Мне домой все равно в таком виде, пока казачка не уснет, нельзя. Если она разорется, скажешь я к Степке зашел…

— Тома просила Гоге привет передать!

— В каком смысле?

— Я-то почем знаю!

— Эге, поплыла чувиха! Отлично! Ну, побежал…

Я поднялся на перрон, рельсы поблескивали в лунной темени, словно змеи, переползающие по ночам из одного тоннеля в другой. На привокзальной скамье сидел Давид, он неподвижно уставился на пульсирующую струйку питьевого фонтанчика. Рядом лежал растрепанный букет. Похоже, им кого-то отхлестали, как в бане веником.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался я.

— А, Юрастый… Нагулялся?

— Мы кино смотрели.

— Какое?

— «Анжелика — маркиза ангелов».

— Красивый фильм. Странная она женщина…

— Кто — Анжелика?

— Неля. — Он повернул ко мне осунувшееся лицо и отодвинул от себя букет.

— А чего вы здесь сидите в темноте?

— Жду, когда она с работы пойдет. Надо поговорить.

— Так это же еще не скоро.

— Мне теперь спешить некуда.

— В ресторане посидите — там музыка.

— Музыки мне теперь только и не хватает. Ходил — перед всеми опозорила. Другой бы убил, а я… Ладно, двигай! Батурины заругаются. Может, тоже скоро туда приду…

Явившись домой, я застал тетю Валю в гневе. Она долго бранила меня за злостное непослушание и нарушение распорядка приема пищи, клялась: на море они теперь будут брать Сашку-вредителя, а не меня, худшего из племянников…

— Крабов твоих прикончили, — с удовлетворением сообщила Батурина. — Сколько тебя можно дожидаться! Да там и есть нечего — одни отходы. В следующий раз вообще без ужина останешься!

Я не стал оправдываться и отпираться, а честно сказал, что встретил в кино наших попутчиков, отдыхающих в «Апсны», мы разговорились после сеанса, потом прогуливались по аллеям, и они жаловались, что в санатории жутко кормят и вообще беспорядок.

— Вот! А что я вам говорила! — расцвела Батурина. — Домашнее питание самое полезное! — и, простив худшего из племянников, поставила передо мной остывшую вермишель со свиной тушенкой.

Поев, я пошел смотреть телевизор к Сундукянам, с веранды доносились шипение паровоза, крики и стук колес. Когда я заявился со стулом, Карина всхлипывала, шмыгала покрасневшим носом и утопала в слезах. Машико скорбно вытирала подолом юбки запотевшие линзы очков. Лиска смотрела в пространство влажными глазами.

— Что случилось? — спросил я, обнаружив на экране слово «Конец».

— Анна под поезд бросилась… — сдавленным голосом отозвалась будущая медсестра.

— Догадалась! — констатировала Нинон.

— Тяжелый фильм, — вздохнула вдова. — Правильно Валентина сказала, что это не для ее нервной системы.

— Неужели артисток заставляют прыгать под поезд? — пробормотала «сержант Лидка».

— У них дублеры, — успокоил Батурин. — А вот целоваться надо по-настоящему, с кем скажут. Отказаться нельзя.

— Фу! — передернулась Лиска. — Ни за что!

— Где этот паразит? — спросила меня казачка. — Он же с тобой уходил!

— К Степе Фетюку пошел… — ответил я.

— Писец котенку!

После всего увиденного и пережитого я долго ворочался на раскладушке, не мог уснуть, думал о завтрашнем дне, прикидывал, как себя вести, как отшутиться по поводу моего внезапного бегства и что сказать Зое перед тем, как нырну в лабиринт. В темном воздухе зажужжал комар, я нарочно высунул из-под простыни руку, загадав: если насекомое напьется моей крови, то студентка придет завтра обязательно. Ожидая, когда же наконец острый хоботок с легким уколом вонзится в кожу, я воображал, как легко и непринужденно выдержу испытуху, как Алан наденет мне на шею победную клешню, а я щедро подарю ее попутчице. Но комар попался какой-то привередливый, он долго выискивал место для питания, перебирал ножками, улетал, возвращался вновь и напился, по-моему, без всякого удовольствия, за что был безжалостно прихлопнут и размазан.