Совдетство. Узник пятого волнореза

А ночью я увидел странный сон про то, как Зоя стала моей ровесницей, даже одноклассницей. Это случилось неожиданно. На спине зажили раны, я пришел в класс и вижу: она сидит за Шуриной партой, одна-одинешенька, мое же место рядом с Воропаем оккупировано нагло улыбающейся Надькой Кандалиной. И все с интересом смотрят, что же теперь будет.

— Ну что ж, Юра, — странно посмотрев на меня, сказала Ирина Анатольевна. — Садись с нашей новой ученицей. Ее зовут Зоя Аникина. Надеюсь, вы не будете отвлекать друг друга от доски, а может, и подружитесь…

А потом мы с Зоей поехали в «Артек». Нас вызвала к себе в кабинет Анна Марковна, поздравила с отличным окончанием восьмого класса и протянула две обугленные по краям картонки, горящие путевки, на которых нарисован пионер, дующий в горн, длинный, как карпатская труба в фильме «Трембита». И вот мы вместе с попутчицей, как дети природы, совершенно голые, ныряем в море, словно люди-амфибии, не нуждаясь в дыхании, переговариваясь с помощью знаков, вроде азбуки для глухонемых. Сначала я все понимаю, даже отвечаю, но вдруг она показывает мне пальцами что-то незнакомое, даже бессмысленное. В недоумении я мотаю головой, мол, никак не разберу… Тогда она, извиваясь всем своим обнаженным телом, опускается еще глубже, туда, где дно уходит в синюю накренившуюся даль, и пишет на белом, волнистом, как стиральная доска, песке: «Юра, я тебя люблю, будь смелее!»

Мощно загребая руками, я устремляюсь к ней и, бороздя пальцем мягкое дно, вывожу: «Я тебя тоже люблю!» Мы беремся за руки и плывем вместе, но вдруг Зоя, согнувшись, словно от боли в животе, начинает хохотать, огромные пузыри воздуха вырываются изо рта и наперегонки несутся вверх. Ничего не понимая, я озираюсь сначала по сторонам, потом смотрю на себя и ужасаюсь: то, что бабушка Аня называла некогда «свистулькой», отвердело, выросло и торчит, как оловянная вешалка в школьной раздевалке… Внезапно мое тело насквозь пронзает сладкий электрический разряд. От стыда я закрываюсь ладонями, а она, хохоча, уплывает вверх, чтобы рассказать о случившемся девчонкам нашего класса, прежде всего дуре Кандалиной. Сначала я долго смотрю ей вслед, а потом замечаю, что мои пальцы испачканы чем-то теплым, напоминающим клей, который варят из крахмала…

38. Испытуха

Когда-то в детстве я почти каждое утро просыпался от избытка счастья. Чувство невыносимой радости буквально выталкивало меня из затейливых потемок сна, так ныряльщика вышвыривает на поверхность неистребимая жажда воздуха. А если еще, открыв глаза, я находил в окне веселое лучистое солнце, трепет молодых листьев, стеклянный полет стрекоз, то ликование нового дня окатывало меня с ног до головы, как теплая банная вода, в которой замачивали березовый веник. Я вскакивал и начинал жить!

Но шли годы и жизнь становилась все мрачнее. С умножением школьных предметов, учащением контрольных работ и бесчеловечным увеличением домашних заданий такие восторженные пробуждения случались реже и реже. Наверное, взросление — это тихая, постепенная утрата беспричинной радости жизни. Не случайно же в фильмах герои постоянно выпытывают друг у друга: «Скажи, ты счастлив? Ты счастлива?» И упорно увиливают от прямого ответа: «Ах, я не знаю… Ах, я еще не поняла… Ах, давайте договоримся о понятиях…» Чушь! Белиберда! Ты же на родительский вопрос, какую сегодня получил отметку, не отвечаешь: «Ах, я не знаю! Ах, я еще не понял! Ах, давайте договоримся о понятиях!» А кто знает — Пушкин? Если схлопотал единицу, так и скажи: кол!

В то роковое утро я снова проснулся с непривычным ощущением беспричинного и всецелого счастья, в распахнутое окно сквозь разлапистые листья инжира проникали ароматные лучи, они несли не только свет и тепло, но и запахи острой морской свежести. Батурины еще дрыхли, сотрясая помещение слаженным семейным храпом. Некоторое время я нежился в постели, обдумывал свой странный сон и вдруг сообразил: помолодевшая, как в «Сказке о потерянном времени», Зоя была непонятным образом одновременно похожа и на Шуру, и на Ирму. Что это значит? Не знаю…

Но радость пробуждения оказалась недолгой, ее вскоре словно заволокла темная туча. Я вспомнил вчерашний вечер: дурацкое нападение на Михмата, которое еще неизвестно чем закончится, если он опознает кого-то из драчунов. Как глупейшая выходка сегодня выглядело мое давешнее бегство от закуривших девушек. Да и вынужденный нудизм на ночном пляже не казался теперь таким уж волнующим событием, наоборот, во мне росла уверенность, что Зоя и Тома пожалеют на свежую голову о своей вчерашней вольности и не придут ко мне на испытуху, а если все-таки появятся, то под охраной ковыляющего отчима. Наблюдательному электронщику достаточно будет одного взгляда на моих друзей, чтобы всех разоблачить. Это во мне явно заговорила наследственность бабушки Ани: она смотрит на мир, как считает Лида, не просто сквозь черные очки, а сквозь три пары черных очков.