Совдетство. Узник пятого волнореза

— Если что, не паникуй, — инструктировал сверху вожак. — Только вперед! Запомни, отдышаться можно в кубе, больше нигде. Щель ты сразу увидишь, она светится в темноте. Сначала приди в себя, прокачай легкие, потом просовывай руку! Понял?

— Понял.

— А взрослые знают про это? — нахмурившись, спросила попутчица.

— Поехали! — крикнул наш вожак. — Нервные могут удалиться.

Мимо, задирая голову, чтобы не замочить фиолетовый перманент, проплыла, по-собачьи дрыгая руками, неюная курортница с накрашенными губами, и вода вокруг одуряюще запахла «Красной Москвой». Зачем тетки так сильно душатся перед купанием? Непонятно. Женщины — загадочные существа…

Я еще раз вздохнул под завязку, показал болельщикам большой палец и по возможности красиво ушел на глубину. Без маски подводный мир стал расплывчатым, словно смотришь в бинокль, не покрутив колесико резкости, однако в шевелящихся цветных пятнах легко угадывались обитатели моря. Карасики сначала испуганно метнулись в стороны, но сразу вернулись, разглядывая меня круглыми глазами, точно догадываясь о предстоящем подвиге. Голодные рыбки заинтересовались лоскутками кожи на моей спине, видимо, заманчиво трепетавшими во встречном потоке воды, но я весело отмахнулся от приставучих карагёзов и вообразил, как Алан будет при Зое надевать мне на шею победную клешню.

Вход в лабиринт был довольно широким — почти полметра, но сильно сужался книзу, напоминая перевернутый треугольник, заросший зелеными космами. Я невольно вспомнил дремучий Тамарин пах. Мелькнула странная мыль: если на суше — «лаз», то под водой, выходит, «ныр». Запомню! Чуть повернувшись боком для проходимости, я втиснулся в проем, и шершавый бетон приятно, как пемза, прошелся по чешущейся спине. Я различал в щелях размытые силуэты мелких крабов, выставивших свои клешни. Внизу мелькнул синий хвост большой зеленушки. Отталкиваясь руками от скользких стен, я продвигался вперед, постепенно отдаляясь от «ныра». Видимость становилась все хуже, со дна поднялась потревоженная муть, да и мое туловище тоже заслоняло свет. Повернув налево, я оказался в полной темноте и вскоре нащупал пустое пространство справа.

«Хорошо, что в Черном море не водятся пираньи!» — зачем-то подумал я.

Новый тоннель был еще теснее, приходилось буквально протискиваться вперед, я почувствовал, как по спине, по свежей коже что-то больно царапнуло — то ли острый выступ, то ли кончик выкрошившейся арматуры. От неожиданности у меня изо рта вырвались, булькая, остатки воздуха, и я ощутил в груди сначала тоскливое стеснение, а потом неодолимое желание вздохнуть, а долго сдерживать его невозможно. Не успев испугаться, я отчаянно толкнулся вперед и вывалился в пронизанное лучами пространство, на самом деле напоминавшее тесный куб. Вода плескалась под самым потолком, где на стыке бетонных блоков виднелся просвет — сантиметров двадцать. Там, снаружи, на расстоянии вытянутой руки, была поверхность волнореза, там ждали ребята, там стояла Зоя, слышались их приглушенные голоса. Уперевшись коленями в шершавое дно куба, я, втиснув лицо в спасительную щель, отдышался, потом отстранился, скособочился и высунул растопыренную пятерню, осязая мокрой кожей теплое солнце и свежий ветерок.

— Ура! — донеслось сверху.

Далее последовал торжественный ритуал, который мы зовем «держи краба». Дважды я прерывал его, чтобы снова запастись воздухом. Самое интересное, что сквозь полметра бетона, несмотря на волнение и дрожь в теле, я безошибочно определял, кто именно в данный момент тискает мою пятерню — Алан, Ларик, Яша, Сиропчик или братья-абхазы. У Томы оказалась крепкая, почти мужская хватка. Наконец я ощутил и задержал подольше теплую, узкую Зоину ладонь, казалось, через ее тонкие пальцы, как в сообщающийся сосуд, в меня вливается дурманящее торжество. Напоследок все испортило рукопожатие Гоги — цепкое, потное, неискреннее…

— Отдышался? — участливо спросил Алан, склоняясь к просвету.

— Вроде бы… — ответил я в щель, как в рупор.

— Ой, какой смешной! — прыснула студентка.

Наверное, если смотреть сверху, мое лицо, сжатое с боков, и в самом деле выглядит нелепо, напоминая узкое губастое рыльце зеленухи.

— Продышись хорошенько! Зарядись под завязку и возвращайся! — приказал наш вожак. — Раз, два, три… Пошел!

Я «зарядился» до боли в груди, оттолкнулся от шершавого пола, с разгона втиснулся в тоннель и уже нащупал рукой угол левого поворота, как мне показалось, что проход внезапно сузился. Упираясь руками и ногами, я попытался протиснуться вперед, но почувствовал, как в живот вдавился острый выступ, он, видно, и оцарапал мне спину. Замешкавшись, я отчетливо понял: на оставшуюся часть пути воздуха уже не хватит. Пришлось, пятясь задом, вернуться в куб и снова продышаться.

— Юрастый, ты где там? — услышал я встревоженный голос Алана: по его прикидке я должен был уже вынырнуть из лабиринта.

— Здесь! — ответил я не своим голосом.

— Ты еще в кубе? В чем дело? Давай быстрей, не телись!