Ларик нервно поправил на носу очки. Скорее всего, он-то и обратился к Михмату с идиотской просьбой.
— Как они себя чувствуют? — участливо спросил Яша, и лишь веснушки, ставшие ярко-фиолетовыми, выдали его внутренний мандраж.
— Нормально. Только вот на ногу наступить не может. Думали сначала, перелом. Оказалось, сильный ушиб. Отлеживается в номере. Врач рекомендовал постельный режим. Мама страшно переживает. Непонятно, чем его ударили…
Нестор, как бы невзначай, повернулся боком, чтобы не бросалась в глаза ссадина на его колене.
— Главное, не перелом! — осклабился Гога.
— А еще Михмат хорошо запомнил этих парней, хотя они были в черных повязках, как в кино. Он обязательно их найдет! В милицию обращаться не будет. Сам разберется. Кровью будут харкать! — сурово добавила Тома, явно повторяя чужие слова.
Повисла тяжелая пауза, и все как-то странно переглянулись.
— Юрастый, а ты чего вчера сбежал? — меняя тему, ехидно спросила попутчица.
— М-м-м… Э-э… Хотел «Анну Каренину» досмотреть… — не сразу нашелся я.
Зоя и Тома переглянулись и рассмеялись.
— Терпеть не могу Самойлову, — фыркнула попутчица.
— Я тоже, — примазался Гога.
— Да и Лановому не графьёв играть, а в лучшем случае стахановцев, — заявила москвича, дернув плечиком.
— Почему? — удивилась ударница.
— Потом объясню. Может, тебе еще и Тихонов в роли Андрея Болконского нравится?
— Очень!
— Ну ты и дремучая…
— Где уж нам! — обиделась Тома.
Незаметно глянув на девушек, я увидел их такими же невероятно голыми, как и вчера в свете мятущегося прожектора. Очевидно, выражение «раздевать глазами», попавшееся мне в книжке «Созвездие Девы», вовсе даже не фигуральное, а самое что ни на есть всамделишное.
— Хватит тянуть резину! — воскликнул я, почувствовав набухающее неудобство.
— Да, народу все больше, — поддержал Алан. — Скоро пойдет волна. Или Юрастый ныряет, или все переносим.
— Нельзя переносить! — встревожилась студентка. — В следующий раз нам трудно будет смыться. Михмат сказал: если здесь такой разгул преступности, он нас на веревочке теперь водить будет.
— Ну раз так, вперед, мой мальчик! — ласково произнес Гога. — Покажи, на что способны москвичи! — И покосился на Зою.
Меж тем пляж заполнялся. Пришли Батурины с Лиской и Рексом. Пес подбежал сначала к Ларику, потом ко мне, чтобы засвидетельствовать свое собачье почтение. Я потрепал его за ухом, словно прощаясь. А родня на берегу даже не подозревает, к какой жесткой испытухе готовится любимый племянник. Дядя Юра что-то обсуждал с Ардавасом, устало сидевшим на борту лодки, а тетя Валя сдружилась со случайной соседкой по лежбищу, громко обсуждая с ней рост цен на местном рынке и хамскую неуступчивость продавцов. Обе как потерянный базарный рай вспоминали дешевые пятидесятые годы. Беседуя, они лузгали семечки, по очереди сплевывая шелуху в бумажный пакет.
«1954–1969» — мелькнуло у меня в голове, но я усилием воли отогнал эту глупую мысль.
Башашкин, заметив нас на волнорезе, весело погрозил мне пальцем, видимо, припомнив мое вчерашнее разгильдяйство. Ардавас же похлопал друга по плечу, наверное, советуя быть снисходительным к подрастающему поколению, помня о грехах собственной молодости.
— Пора! А то полудёнки дождемся, — поторопил Алан. — Ты все запомнил? Вперед, налево, направо. Экономь воздух! В кубе отдышишься и отдохнешь. Потом назад.
— Смелей, мой мальчик! — Гога потрепал меня по щеке, как фюрер гитлерюгенда с фаустпатроном в каком-то кино про войну.
Я выпрямился, улыбнулся с мужественной бесшабашностью и, стараясь не посмотреть на Зою, шагнул к краю волнореза.
— А спина-то — жуть кромешная! — ахнула мне вдогонку сердобольная ткачиха.
— По сравнению с тем, что было, это чепуха на постном масле! — успокоил ее Ларик. — Не болит, а только чешется, и кожа клочьями лезет…
— Пошли клочки по закоулочкам… — пробормотал я, глядя на легкую рябь — начиналась полудёнка.
Нырнуть по всем правилам я не решился, опасаясь снова на глазах попутчицы позорно плюхнуться животом, оставалось прыгнуть «солдатиком», для куража отдав в полете честь. Вода на мгновение пронзила холодом, ноги коснулись дна, я всплыл и протянул руку за маской, лежавшей на краю волнореза.
— Не понадобится, — покачал головой Ихтиандр.
— Почему? — спросил я, сравнивая тонкие Зоины щиколотки с мощными ногами Тамары, казалось, у нее икроножная мышца начинается от самой пятки.
— Потом поймешь. Вдохни под завязку и резко вниз!
Запасаться воздухом «под завязку» Алан научил меня в прошлом году, когда мы ныряли на глубину за меченым рапаном. Хитрость состоит в том, чтобы, набрав воздуха до отказа, затем, «работая животом», как насосом, перекачать запас в нижнюю часть легких, а потом, еще раз глубоко, до боли вздохнув, заполнить освободившееся место. Тогда можно продержаться в воде на минуту дольше. Так я и сделал. Голова чуть закружилась, а в сердце появилось чувство веселого всесилия, и теперь темный вход в лабиринт не пугал, а манил, как русая Зоина нагота.