Совдетство. Узник пятого волнореза

— Слушай Пцыроха и на ус мотай! — толкнул меня в бок Башашкин.

— …Пришел и сознался, что полюбил дочь простого виноградаря, увидел ее у источника с кувшином и совсем потерял голову. Но она, гордячка, не принимает никаких подарков и отказывает ему во взаимности. Так вот, он просит разрешения у великого царя похитить строптивую девушку, взять ее силой, а потом, по закону, жениться…

— Вон как заливает! От души! — воскликнула захмелевшая Нинон. — Но бывает рвется, а бывает и гнется…

— Тихо, охальница! — осадила ее стыдливая Машико.

— …Царь Баграт накануне под страхом смерти запретил умыкать невест, но любимому племяннику разрешил! Только предупредил: «На свадьбу позвать не забудь! Накрою стол от Кутаиси до Сухуми!» — сказав эти слова, Железный Дровосек с вызовом посмотрел на Мурмана, а тот сощурился, догадываясь, что тост выбран совсем не случайно, с подвохом.

— Ай какой щедрый царь, прямо как наш Мурман Вахтангович! — воскликнул Гурам.

— …Через три дня пришел любимый племянник в слезах, побитый, как пес, и говорит: «Хотел было я овладеть девицей, но она выхватила из рукава кинжал, как у уважаемого Петра Агеевича, и чуть не заколола меня, слава богу, спасла черкесская кольчуга! Даже не знаю, дорогой дядя, что теперь делать! Дай мне, повелитель, отряд воинов, чтобы взять ее силой?!» — «Нет, племянничек, не дам я тебе воинов, не проси! А вот что тебе делать, я знаю! Прибыл черный гонец от турецкого султана, требует в Порту нового аманата…»

— Кого-кого? — спросила Нинон, жуя грушу.

— Заложника, — объяснил Башашкин.

— Откуда он такие слова знает?

— Книжки читает, наверное.

— «…Поедешь, племянничек, в Стамбул! Если ты не сумел завоевать деву лаской и доблестью, купить подарками и даже не смог взять силой, ты не мужчина и твое место в гареме великого султана в должности евнуха!» Так поднимем бокалы за многоуважаемого Мурмана Вахтанговича, для которого честь и справедливость дороже кровного родства!

Все выпили до дна, Хозяин, хмурясь, пригубил вино, и пальцем поманил к себе лесоруба, тот подошел и что-то тихо сказал ему, вынув из кармана и отдав Гогин нож. Великий мингрел, потемнев лицом, резко встал, и они вышли на веранду, где говорили по-грузински на повышенных тонах. Машико и Гурам, понимая, о чем речь, изумленно переглядывались. А тем временем башибузуки занесли в зал ударную установку, почти такую же я видел, когда мы с Батуриными ходили на американскую выставку. В этот момент Мурман хлопнул Анзора по плечу, даже приобнял, и они как друзья вернулись в зал. Дровосек, занимая свое место, успел мне подмигнуть, мол, теперь все тип-топ!

«Соньку» выключили, снова наполнили бокалы, и тамада попросил Башашкина показать свое искусство. Дядя Юра не заставил себя долго упрашивать, вышел из-за стола, привычно устроился на круглом кожаном стульчике, выдернул из петли палочки, определил ноги на педали, громко произнес «ван, ту, фри» и выдал свое знаменитое соло на ударных, такое лихое, что даже хмурые качки улыбались и подщелкивали виртуозу пальцами. Ему долго хлопали, всем налили по полной, чтобы выпить за великого музыканта. Рдея от самоуважения, дядя Юра вернулся на свой стул и, жалобно глянув на жену, попросил:

— Валюш, полбокальчика шампаньона… Такой день!

— Ладно уж… Но не больше!

— Чуть-чуть.

— Тогда и Юрке плесни, — расщедрилась Батурина.

— Это правильно, — подтвердил Железный Дровосек. — Если бы не ваш племянник…

45. Поцелуй по доверенности

…Утром меня разбудил страшный крик Сандро:

— Убью как собаку! На колени, щенок!

Сначала я подумал, что, приехав из больницы по вызову жены, Суликошвили-старший обнаружил в своем доме прилипалу Диккенса. Тот вчера весь банкет назойливо ухаживал за Нинон, подливал вино, подкладывал лучшие куски, а потом набился проводить нас всех до калитки, ведь расходились далеко за полночь, когда даже собаки тявкают на поздних прохожих спросонья. Тиграна, не пропустившего ни одной рюмки и к концу застолья уверовавшего, что именно он спас Добрюху, сильно «штормило», и тетя Валя советовала от греха уложить пьяного где-нибудь на топчане под грушей или лучше сгрузить в комнате снабженца, ведь Петр Агеевич вместе с сестрами Бэрри до конца отпуска переехал в особняк Мурмана, получив в полное распоряжение белую «Волгу» с водителем. Так было объявлено во время заключительного тоста Хозяина, когда внесли огромный кремовый торт. Услышав приговор, снабженец только крепче сжал ручку дареного кинжала, понимая, что здесь, на Кавказе, не только ненависть мгновенно превращается в вечную дружбу, но случается и наоборот. Однако казачка, оттрепав Диккенса за бакенбарды, прогнала хмельного воздыхателя прочь, ругаясь и напоминая, что завтра приедет из больницы грозный муж и всем покажет, почем фунт лиха. Видно, Диккенсу, к несчастью, удалось напроситься на ночлег…