Совдетство. Узник пятого волнореза

Не выходил друг моего детства и на тетю Валю. Впрочем, тут как раз все ясно: она постоянно отключала телефон, потому что дяде Юре трезвонили собутыльники со всей округи (жили они на улице Академика Волгина), вызывая на точку, чтобы поправить здоровье. Это называлось у них «взаимоналивное братство», хотя в него входили и пьющие дамы. Система такая: получив пенсию или зарплату, ты щедро проставляешься, а потом, когда денег нет, начинается алкогольный коммунизм: только выйди на улицу, тебе нальют безвозмездно, то есть даром. Да, тот фужер шампанского за спасение Добрюхи оказался роковым. Батурин снова начал употреблять, сначала помаленьку, элегантно, предпочитая сухие венгерские вина, разбавленные боржомом. Но кончилось все, разумеется, водкой, жутким утренним похмельем и побегами в знобящий рассвет за спасительным глотком алкоголя. В конце концов бывший барабанщик образцового военного оркестра пропил даже свою складную ударную установку, кормившую его много лет. Как-то, проведывая родню, я обнаружил на холодильнике навесной замок, тетя Валя категорически отказалась кормить непутевого мужа на свою пенсию, ценные вещи она отдала на хранение нам. В 2000-м мы проводили незабвенного «комика жизни» в последний путь, Башашкин попросту допился.

Со снабженцем Добрюхой, после того как он с новенькой «сонькой», буркой, папахой и кинжалом, щедро расплатившись с Машико, переехал в особняк своего нового кунака, мы больше никогда не встречались. Впрочем, недавно, листая алый томик «Зарубежной поэзии в русских переводах», выпущенный в 1968-м издательством «Прогресс», я вспомнил Петра Агеевича, наткнувшись на стихотворение «Роман» Артюра Рембо в переложении Лифшица. И прошлое ворохнулось в моем сердце, как кукушонок в тесном гнезде:

Нет рассудительных людей в семнадцать лет.
Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.
Шумливое кафе. Кричаще-яркий свет.
Вы направляетесь под липы эспланады…

Какие начитанные снабженцы попадались при советской власти! Они следили за литературными новинками, не пропускали гастролей Ван Клиберна, сидели в первых рядах на премьерах театра «Современник». А для нынешних гоп-стоп-менеджеров Рембо — это Рэмбо в исполнении криворотого Сильвестра Сталлоне. Что стало с Агеичем в лихие девяностые? Боюсь, он сгинул вместе с законопослушной советской потребкооперацией.

Сестер Бэрри я тоже больше не встречал, хотя… Лет десять назад довелось мне общаться с молодежью в столичном музыкальном училище, на встречу с маститым писателем пришли не только студенты, ни хрена не читающие, но и возрастные наставники, сохранившие живой интерес к литературе. Лицо одной, накрашенной, как дамы Климта, старушки в пегом парике показалось мне знакомым, но я никак не мог понять, где ее видел. Впрочем, моя интимная жизнь не была настолько бурной, чтобы в каждой пенсионерке, кого-то мне напоминающей, подозревать былую пассию. Но когда ветхую преподавательницу окликнули, назвав Риммой Вениаминовной, я насторожился. А что — похожа! Однако заговорить с ней после встречи все-таки не решился. Сами посудите, ну как спросить у почтенной музыкальной бабушки, не она ли в августе 1969 года, будучи в Новом Афоне, участвовала в пикантном любовном треугольнике, загорала на Голом пляже топлес и была похищена ревнивым мингрелом вместе с подругой. Вдруг я обознался? К счастью, и она не признала в седом болтливом литераторе, рассказывающем о своем новом романе, Юрастого, зажатого подростка, отдыхавшего с родней в соседнем домике. Интересно, жива ли ее названная сестра Инна Борисовна?

А вот про ревнивого Мурмана слухи до меня доходили. Много лет назад, едучи в Питер, я обнаружил на столике в купе глянцевый журнал «СВ», где помимо чудовищной современной прозы нашел большое интервью под названием «Главный мингрел Сибири». Страничный фотопортрет запечатлел ухоженного тучного старика в дорогом костюме, на волосатом пальце я заметил знакомый золотой перстень. Среди прочего Мурман, вспоминая былое, поведал журналисту, что по-настоящему разбогател, когда с помощью друзей получил возможность снабжать разноцветной пастой пункты заправки шариковых ручек в Москве и Ленинграде, поэтому ваучерную приватизацию встретил во всеоружии, заполучив в собственность крупнейший сталелитейный комбинат — гордость трех пятилеток. Дальше шел рассказ о яхтах с вертолетными площадками, виллах на всех курортах мира, щедром и плотном шефстве над вокально-танцевальным коллективом «Чалдоночка»…