Совдетство. Узник пятого волнореза

В глупом детстве мы с Лариком часто играли в индейцев: втыкали в волосы куриные перья, бегали по двору, истошно кричали, потрясали срезанными в бамбуковой роще древками, примотав к ним вместо наконечников кровельные гвозди. Не помню уж, кому первому пришло в голову с помощью этих копий добывать, просовывая сквозь забор, яблоки. Покуда дело ограничивалось падалицами, все шло нормально, а вот когда мы занялись плодами, висевшими на ветках (некоторые были величиной с дыньку «колхозницу»), разразился скандал. Тетя Бела, заметив резкую убыль урожая, прибежала на нас жаловаться и нарвалась на Сандро, а тот был и без того сердит: его за буйный нрав выгнали с очередной должности, кажется, билетера открытого кинотеатра. Услышав о хищении, он взбесился и долго гонялся за Лариком с ремнем, на котором правил обычно свою опасную бритву. В конце концов Суликошвили-старший умаялся, сел за стол и, повеселев, сказал, что парень, умеющий так бегать и увертываться, в жизни не пропадет. Мне же Башашкин дал за воровство подзатыльник, но легкий, словно взъерошил волосы. Он считает, чужих детей бить непедагогично, для этого есть родители. В воспитательных целях нас наказали — заставили собирать алычу, рассыпанную повсюду, и каждый раз, когда мы рапортовали об успешном завершении работы, тетя Валя, зорко оглядев двор, указывала нам на желтые шарики, затаившиеся под кустом, как отбившиеся от наседки цыплята:

— А это что там такое?

Когда мы подчистили, наконец, весь участок, и даже дотошная Батурина не смогла найти нигде ни одной палой алычи, налетел резкий ветер, и на землю обрушился настоящий желтый град. Только наступившая темнота освободила нас от исправительных работ. В результате набралось пять ведер. Часть пошла на компот и варенье, остальное Сандро и Башашкин оттащили Ардавасу, гнавшему чачу, знаменитую от Сухума до Гагр.

…Когда мы, покурив, вернулись из-за избушки к коллективу, стол был накрыт. Тетя Валя выставила московские деликатесы: шпроты, лосось в собственном соку, баночка красной икры — ее давали в праздничных заказах. Из печени трески она сделала салат, добавив мелко порезанные вареные яйца, лук и соленые огурцы. У нас в общежитии такой салат готовят только на Новый год, 8 Марта и 1 Мая. Деликатес!

В наше отсутствие появился дядя Диккенс, он, присев на корточки, раздувал мангал, размахивая куском фанеры, отчего его пушистые бакенбарды трепетали, как на ветру. В эмалированном тазу млело вперемешку с кольцами лука мясо, мелко нарезанное, залитое винным уксусом и густо поперченное. Шашлычных дел мастер Тигран вместо железных шампуров использовал очищенные от коры ветки местного кустарника, который, как уверяет Ларик, почти не горит. Угли под опахалом мерцали, наливаясь жаром и выпуская синие коготки пламени. Вокруг таза кругами ходила кошка Мася, серая, грязная, тощая, с голодными глазами.

— Нина Егоровна, шашлык ставить? — громко спросил Диккенс, глядя на казачку с блаженной улыбкой.

— Без Пахана не смей!

— А если он не приедет?

— Приедет!

Хозяйка осмотрела стол, нахмурилась и поменяла местами некоторые кушанья. Ей помогала Карина, в детстве нас с ней дразнили женихом и невестой, отчего мы оба жутко смущались, так как в слово «жениться» взрослые всегда вкладывали особый нескромный смысл. «Ну вот еще, — сердилась моя суженая. — Нужен мне ваш московский дурак!» Все знали: ей нравится Алан, хотя любой намек на эту склонность мог привести к потасовке, а дралась Карина как мальчишка, не царапалась, не щипалась, а била крепким кулачком прямо в нюх! Эти вспышки ярости, наверное, случались из-за того, что Ихтиандр до поры до времени не обращал на нее никакого внимания.

— А где Ашотик? — Башашкин вспомнил про старшего сына Сундукянов.

— Зимой в отпуск приедет… — хмуро ответила вдова, проходя мимо с блюдом долмы, это такие маленькие голубцы, завернутые не в капустные, а в виноградные листья.

— Машико, а жилички твои где? Может, их тоже за стол позвать?!

— С Мурманом катаются. Нашли, дуры, с кем связаться! Он завтра в Москву уезжает. Развлекает напоследок. Седина в бороду, бес в ребро! Боюсь, чего бы там не вышло…

— Мурман еще никого не обидел! — игриво заметил дядя Юра.

— Не то что некоторые… — вставила злопамятная Нинон.

— Ну, хватит, хватит! Сколько можно? — застонала нервная Машико, переживая за непутевого сына.

— Давайте садиться, что ли! — неуверенно предложила казачка.

— Без хозяина вроде неудобно… — засомневалась тетя Валя.

И тут хлопнула калитка. За кустами, в сгущающейся темноте, не видно было, кто идет.

— Пахан! — расцвел Ларик и метнулся по тропинке навстречу.

Но это пришел Давид, директор продмага, расположенного в трехэтажке, между вокзалом и Госдачей. Невысокий, пухлый, лысоватый, он был всегда печален, бессонная тревога материальной ответственности залегла в его маслянистых темных глазах.

— А что так рано, Додик? — удивилась Нинон. — Ты же до восьми торгуешь.