Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

«Как группа анархистов вообще может договориться о точном времени встречи?» — полушутя спросил коллега, когда я упомянул, что веду занятия по анархистской теории. Разумеется, он путал анархизм с хаосом — распространённое заблуждение — но когда он смог отбросить свои предрассудки об анархизме, то признал, что мои занятия представляются важными и интересными. Действительно, занятия были важными и интересными, но у них также были свои проблемы, и преодоление заблуждений моих коллег было наименьшей из них. Нам сразу же пришлось разбираться с проблемой власти. Анархизм ставит под вопрос истоки власти и иерархии, и я хотел применить теорию на практике и призвать студентов усомниться в моей власти и положении профессора. Этот путь оказался сложнее, чем я мог представить себе в силу своей неопытности и идеализма, поскольку университет в капиталистическом обществе — это тренировочное поле для рабочей силы [200], здесь высоко ценятся покорность, вежливость и преклонение перед авторитетом. К тому времени, как большинство студентов оказывается на пороге моей аудитории, они уже знают эту систему и своё место в ней, и слишком многим учащимся в университете гуманитарных наук, где я работаю, прививается чувство пассивной терпимости к учебному заведению как к средству достижения цели материального комфорта: дом в пригороде, жирная работка в инвестиционной компании, 2,5 малыша, внедорожник, выходные на побережье и, если повезет, подходящий партнёр с аналогичным материальным положением.

Бороться с этой пассивностью сложно. Большинство студентов хочет знать точно, как плясать под чью-то дудку, чтобы получить оценки, которые им «нужны». Немногие хотят — или знают, как это делать — напрягаться и креативно мыслить, и ещё меньше имеют подлинное и сильное желание развивать свободу воли в процессе обучения. Я сталкивался со студентами, которые бо́льшую часть своей жизни провели в порочной образовательной системе, созданной, чтобы подорвать их творческий потенциал и устремления. На преодоление всего этого мне и моей группе потребовалось время.

Тем не менее, мы со временем вышли за эти устаревшие рамки и положили начало новой динамике. Конечно, мы не смогли полностью сломать социализацию, которая продолжалась всю нашу жизнь, но мы всё же начали наблюдать некоторый прогресс. Через несколько недель мы пришли к пониманию того, как всё работает, и вскоре большинство группы стало частью ответственного, рассудительного и усердного коллектива студентов, которые однозначно были мотивированы желанием понять угнетение, освобождение, справедливость и анархистскую точку зрения на эти вопросы. Часть наших изменений подразумевала, что я децентрализовал собственную власть в аудитории, и студенты планировали и проводили большинство занятий, как правило, используя литературу, которую я подбирал. Я не так наивен, чтобы верить, будто меня признают рядовым студентом, но была сформирована среда, в которой учащиеся свободно выражали своё мнение, спорили со мной или товарищами, творчески и вдумчиво работали с учебным материалом. В нашей развивающейся системе власть не была данностью, и это было отчасти тем, на что я надеялся.

В ходе занятий мы говорили о различных подходах к пониманию угнетения и о том, как анархистская теория влияет на борьбу за освобождение человека. Мы обсуждали пересекающуюся динамику анархизма и феминизма, анархизма и экологической теории, анархизма и освободительных движений в развивающихся странах. Учитывая, что многие студенты имели опыт участия в различных движениях и видах борьбы в Америке и за границей, наши беседы опирались на разные точки зрения. Временами группа казалась мне привлекательной и удивительной, иногда я испытывал разочарование (например, когда студенты не могли или не хотели прийти к консенсусу или были зациклены на оценках). Тем не менее, я стал с нетерпением ждать занятий, потому что у меня появилась возможность обсудить важные теории со студентами, которые (в целом) были согласны, что эти идеи важны, значимы и имеют потенциал трансформировать реальность. Это было то, ради чего я пришёл в высшее образование, и хотя временами мне хотелось просто взять бразды правления в свои руки, я обычно сопротивлялся этому желанию, зная: то, что развивалось независимо от моего лидерства, лучше, чем было бы создано, навяжи я свою волю.