Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Попечительный комитет направил ряд обращений в военное министерство Польши, после чего 21 июля 1925 г. военный министр издал приказ, согласно которому русские инвалиды (интернированные НДА, 3РА и казачьей дивизии Яковлева), инвалидность которых была получена в результате их участия «совместно с польскими войсками в боевых действиях против большевиков», могли пользоваться лечением в польских госпиталях и получать протезы бесплатно[1083].

Тогда же по ходатайству Попечительного комитета польское Министерство труда и общественного призрения передало в распоряжение комитета часть бараков бывшего лагеря интернированных в Стржалково для устройства там Русского инвалидного городка (для участников армий Булак-Балаховича, Пермикина и дивизии Яковлева)[1084]. Получив эти бараки, комитет 3 октября 1925 г. возбудил перед Министерством труда ходатайство об отпуске комитету из средств польской казны необходимых денежных сумм для содержания этих бараков и оказания помощи проживающим в них русским инвалидам, представив в министерство труда и занятости смету.

В результате этого ходатайства министерство включило в свою смету на 1926 г. представленную на рассмотрение и утверждение в законодательные учреждения определенную сумму для Попечительного комитета на оказание помощи инвалидам. 20 июля военное министерство издало приказ о врачебном освидетельствовании, лечении, снабжении протезами инвалидов бывших армий[1085].

В марте 1925 г. МВД Польши издало распоряжение о разрешении выдавать русским беженцам нансеновские паспорта. Теоретически их могли получить «безгосударственные эмигранты», имевшие право на получение российского гражданства, но не желавшие подчиняться советской власти; а также лица, родившиеся на территории государств-лимитрофов, не имевшие прав гражданства ни этих государств, ни любого другого государства[1086]. Однако практическое применение паспортов в Польше отсутствовало. Нансеновские паспорта, как и иностранные польские, выдавались только на выезд и действовали полгода. Обратные визы в нансеновском паспорте польские чиновники ставили крайне редко. Лицам, прибывшим из Советской России, нансеновские паспорта вообще не выдавали»[1087].

Въездную визу в Польшу русскому эмигранту получить было «очень затруднительно» и «только в самом исключительном случае». В декабре 1925 г. в газете «За свободу» появилось разъяснение для обладателей карт азиля и побыта порядка получения нансеновского паспорта. Для его получения необходимо было представить специальные «удостоверения» от полиции и налоговой полиции («податного инспектора») об отсутствии «препятствий к выезду».

Пошлина за получение нансеновского паспорта составляла весьма существенную сумму – 500 злотых. Она могла быть уменьшена «в зависимости от целей поездки» или «при материальной недостаточности» при наличии «удостоверения» от государственного посреднического бюро труда о выезде на работы[1088]. Начавшийся в период репатриации отток беженцев из Польши привел к тому, что число официально зарегистрированных русских беженцев сократилось к середине 20-х гг. до 40 тысяч человек[1089]. Интернированные антисоветских отрядов в Польше получили не гражданство Польской республики, а статус «политических беженцев» и сопутствующее ему право убежища[1090].

К этому моменту завершился ликвидационный период в работе российско-украинской и польской делегаций смешанной комиссии по репатриации. К началу 1925 г. все аспекты репатриации и реэмиграции в СССР получили законодательное обеспечение. Из Польши в СССР в рамках репатриации (до 1924 г.) официально вернулось 9 тысяч человек из числа амнистированных беженцев[1091]. Около 9 тысяч человек их числа бывших интернированных остались на постоянное жительство в Польше или выехали в Германию и другие страны русского рассеяния. Около 2 тысяч амнистированных беженцев переехали на работы во Францию в разоренные войной районы по линии Комитета по делам русских беженцев Ф. Нансена, затем – Бюро труда Лиги Наций.

Ключевая фигура в организации «Крестового похода» из Польши в Советскую Россию Б. Савинков, запутавшийся в паутине операции ОГПУ «Синдикат-2», по официальной версии, покончил жизнь самоубийством поздним вечером 7 мая 1925 г.[1092] «Будущее мне показало, что я был неправ во всем», – подводил он итоги собственной жизни в письменном показании на Лубянке 21 августа 1924 г.

На предъявленное ему обвинение в измене родине и в сотрудничестве со штабом военного министерства Польши Б. Савинков ответил: «Без опоры на иностранцев мы воевать не могли»[1093]. «Кто борется – тот в зависимости от иностранцев: от англичан, французов, японцев, поляков… Иными словами, на границе измены. Ведь никто не верит в бескорыстие иностранцев», – аргументировал Б. Савинков свою позицию[1094].