Она выпалила признание без тени стыда, с одной лишь тихой гордостью, и прижала дрожащие пальцы к губам. Раньше ей казалось, что радость успеха испарилась, уничтоженная предательством Мелвилла, но, как выяснилось, не испарилась. Таилась до сего момента, но никуда не делась.
– Элиза… – выдохнула миссис Бальфур. – Что ты натворила? Ты… ты подписала его своим именем?
– Он анонимный.
– До поры до времени, – прошептала миссис Бальфур. – Но рано или поздно словечко-другое просочится, и тогда…
Она прижала ладонь ко лбу.
– Я догадываюсь, что это выше вашего понимания, мама, – вздохнула Элиза. – Но я не могла упустить такую возможность.
Миссис Бальфур послала ей ошеломленный взгляд, словно не узнавая собственную дочь.
– Элиза! С каких пор ты решила, что твои удовольствия важнее долга перед семьей? Как ты могла подвергнуть опасности всех нас, саму себя – вот что выше моего понимания, – проговорила она наконец. – У тебя есть братья, племянницы, племянники, твой долг – соблюдать их интересы. Как и свои собственные.
– И я соблюдала! – воскликнула Элиза. – Десять долгих лет! Я отдала вам огромную часть своей жизни, мама! Шла на любые жертвы, о которых вы меня просили, отказалась от всего. Я делала это ради семьи и никогда не жаловалась. Но с меня довольно. Я хочу от жизни большего, чем исполнение долга.
Она тяжело дышала. Мать и дочь теперь стояли друг напротив друга, хотя Элиза не помнила, когда они обе вскочили.
– Ты думаешь, я не хотела большего? – вопросила миссис Бальфур. – Твоя бабушка не хотела большего? Любая дама на этой улице не хотела большего для самой себя? Но нам это недоступно. И мы смирились.
Элиза устремила на нее долгий взгляд. Ей не приходило в голову, что миссис Бальфур когда бы то ни было желала большего, чем жизнь, которую она ведет, жизнь, за которую она сражается каждый день. И неожиданно Элиза пожалела, что они не обращались к этой теме раньше, что им не представилась возможность поговорить столь же откровенно в иной, более мирный момент. Было бы интересно взглянуть на мать с новой стороны.
Миссис Бальфур закрыла глаза, пытаясь успокоиться.
– Все, чего я хочу… все, чего я всегда хотела, – это наилучшей участи для моих детей, – произнесла она тихо. – Ты мне веришь?
Внезапно у Элизы перехватило горло.
– Верю, – ответила она и услышала слезы в своем голосе.
Она сказала правду. Какой бы властной, невыносимой и категоричной ни была миссис Бальфур, все ее поступки диктовались лишь одним – заботой о благе семьи. И Элиза не всегда воспринимала ее воздействие как капкан. Можно было не задумываться, как правильно поступить, какое решение верно, ибо мать обязательно подскажет, что делать. Элиза могла бы просто передать свою волю в руки миссис Бальфур, позволить себе на нее опереться. И даже сейчас какая-то часть ее души страстно желала так и поступить. Подчиниться, вернуться в семью, которая примется попрекать ее, лепить по своему образу и подобию, помыкать ею… но и охранит, закроет щитом. Это была бы мелкая и ничтожная жизнь, но более безопасная.
– Завтра мы уедем в Бальфур, – заявила мать без тени сомнения в голосе. – А Маргарет отправится в Бедфордшир.
Элиза сделала глубокий вдох.
– Нет, мама, – сказала она. – Завтра я пойду на выставку. Это возможность, перспектива, какой у вас, видимо, никогда не было. И я намерена ею воспользоваться.
Безопасная жизнь – не то, чего она хотела. И если у нее в любом случае отберут богатство, то она пустится в погоню за тем огоньком славы, который удастся поймать.
Она сглотнула и добавила, с еще бо́льшим трудом:
– Это не значит, что я не благодарна за все, чем вы пожертвовали ради меня. Мой выбор отличается от вашего не потому, что я его не уважаю.
– Если ты так поступишь, я никогда тебя не прощу, – прошептала миссис Бальфур.
Элиза зажмурилась, собирая все свои силы:
– Я должна, мама… Надеюсь, когда-нибудь вы поймете.
– В таком случае нам больше нечего сказать друг другу, – проронила миссис Бальфур и покинула комнату, оставив Элизу в полном одиночестве.
Глава 31
На следующее утро Элиза проснулась раньше всех домочадцев. Пардл помогла ей нарядиться в простое платье из жемчужно-серого шелка, и они покинули дом, не позавтракав. Элиза решила, что посетит Королевскую выставку в одиночестве, поскольку не могла предсказать, как поведет себя, когда снова увидит портрет. В последний раз она созерцала его перед тем, как отправить на чужой суд, исполненная радостных предвкушений, гордости и любви. Сегодня ее настрой был гораздо более сумрачным, ибо вчерашний визит миссис Бальфур и весть об утрате состояния бросали на ее будущее безжалостную тень неопределенности.