Советы юным леди по безупречной репутации

Дружба воистину никогда не была столь приятной. Как и договаривались, Сомерсет и Элиза встретились с управляющим. Мистер Пенни разговаривал с ней так снисходительно, что ей хотелось закричать, однако Сомерсет внимательно выслушивал ее соображения, поэтому в конечном итоге Элиза получила удовольствие от встречи. Ей нравилось, что наконец нашелся человек, с которым можно было обсудить все сложности управления имениями. Она не могла обратиться с этим к родственникам, ибо они непременно попытались бы взять над ней верх, а Маргарет не испытывала ни малейшего интереса к сельскому хозяйству, в чем и заверила подругу, не запнувшись ни на секунду. А вот Сомерсет преследовал ту же цель, что и Элиза: сделать все от них зависящее, чтобы изучить обязанности, к которым их не готовили.

– Вы быстро схватываете, – сделал ей комплимент Сомерсет, когда мистер Пенни покинул Кэмден-плейс, а они решили выпить еще чаю. – Большинство леди назвали бы эти материи смертельно скучными.

– Полагаю, по той причине, что большинство леди лишены такой возможности? – насмешливо предположила она.

– Наверное, вы правы. Впрочем, я все равно считаю, что ваш интерес достоин похвалы. Мой дядя гордился бы тем, как серьезно вы воспринимаете свои обязанности.

– Возможно.

– Вы не согласны?

Элиза помедлила с ответом. Хотя за последние несколько дней она привыкла запросто расспрашивать Сомерсета о его службе в военном флоте: в каких местах он побывал, что видел, какими друзьями обзавелся, – однако разговоры о старом графе не относились к числу тех, в которых она держалась на плаву уверенно.

– Обычно он не находил во мне поводов для гордости, – произнесла она осторожно.

Даже в самом начале супружества – особенно в самом начале – граф частенько выказывал разочарование ее невежеством. Семейство Бальфур, несомненно, имело благородное происхождение, но не принадлежало к аристократии, и Элиза не знала многого, очень многого.

«Глупая девчонка, – нередко отчитывал граф молодую жену, когда она совершала очередную оплошность и, несмотря на все свои старания, снова ошибалась. – Глупая девчонка!»

– В своем завещании, – сбивчиво начал Сомерсет, – он упомянул вашу верность долгу и…

– Покорность! – резко перебила его Элиза. – Да, я помню.

Сомерсет моргнул.

– Я… конечно, я благодарна за земли, которые он мне оставил, – продолжила Элиза более спокойно. – Но не думаю, что им руководило стремление наградить меня. Видите ли, на него это совсем не похоже. Он изменил завещание после ссоры с Селуином, от злости. Если бы прожил дольше, возможно, изменил бы его обратно.

Вероятно, это случилось бы сразу после того, как Элиза в очередной раз перепутала бы баронессу Дигби и баронессу Дадли, – ошибка, которая неизменно приводила его в ярость.

– Он от природы не был чувствительным человеком, – признал Сомерсет.

– Он выказывал больше чувств по отношению к своему коню, чем ко мне, – сдавленным голосом произнесла Элиза.

Повисло молчание. Сидящий на диване Сомерсет поднял руки, задержал их в воздухе и опустил.

– Впрочем, Мисти был не простым конем, а андалузским серым, – добавила Элиза, и Сомерсет деликатно рассмеялся, сообразив, что собеседница хочет оставить эту тему.

И в этот момент, и в последующие пять дней, принося ей воду в Галерее-бювете, прогуливаясь с ней, когда прекращался дождь, сопровождая ее в конюшни, чтобы помочь выбрать лошадей для нее и Маргарет, Сомерсет снова и снова доказывал, что остался тем же добрым, заботливым, дельным человеком, которого Элиза когда-то полюбила… Право, ведь этими качествами можно восхищаться и в друге?

– Можно, если это друг, которого ты хочешь поцеловать, – съязвила Маргарет, когда кузина поделилась с ней этой мыслью.

Она сидела у окна в гостиной, наблюдая за улицей через мокрое стекло.

– Пожалуйста, помолчи, – сказала Элиза, подходя к зеркалу, чтобы поправить прическу.

Был вечер среды, и они собирались на концерт, облачившись в свои лучшие наряды. Маргарет была в голубом креповом платье поверх белой атласной нижней юбки и надела по такому случаю серьги, ожерелье и браслеты с сапфирами и жемчугом – на ней этот комплект выглядел даже более блистательно, чем в ювелирной лавке. Элиза, поскольку заканчивался одиннадцатый месяц ее траура, начала понемногу добавлять в свой гардероб белое и потому надела двуслойное платье: черное узорное кружево поверх белого атласа.

– Ты приготовилась к тому, что с тобой будет, когда он уедет? – спросила Маргарет. – На этой неделе?

– Завтра, – ответила Элиза, твердо глядя на свое отражение. – И да, приготовилась.

Ее голос не дрогнул – Элиза была в этом уверена, потому что приложила много усилий.

Но Маргарет все равно фыркнула:

– Ты упрямо зарываешь голову в песок. И должна добавить, не только в этом вопросе.

– Прошу, продолжай, – без энтузиазма откликнулась Элиза.