Гостиница «Пеликан»
1 марта 1819 г.
Элиза,
я проснулся этим утром с улыбкой на устах. Прошлый вечер был слаще любого сновидения, и я пишу Вам это письмо только по одной причине – хочу доказать себе, что он действительно произошел.
Я уже скучаю по Вам сильнее, чем могу передать, и единственное утешение, которое я нахожу в нашем расставании, – это знание того, что при следующей встрече я наконец назову Вас своей невестой. Своей леди Сомерсет.
Напишите мне, как только появится возможность. Не могу обещать, что в ответ сочиню прекрасную оду (по правде говоря, в эпистолярном жанре я не силен), но жду от Вас всеобъемлющих и честных рассказов о том, как проходят Ваши дни, пока меня нет рядом. Ни одна подробность, выходящая из-под Вашего пера, не покажется мне скучной.
Прошу, знайте, что я Ваш, всегда Ваш,
Глава 16
Рассвет следующего дня над Батом был холодный и ясный, дождь прекратился. Это утро как нельзя лучше подходило для начала новой жизни. Выходя вместе с Маргарет из дому, Элиза запретила себе думать, что природа таким образом посылает ей знак. Она улыбнулась. Вернее, она не могла прогнать улыбку с того момента, когда час назад мальчик из «Пеликана» доставил письмо от Сомерсета. Ее сердце переполняла огромная радость, готовая, казалось, выплеснуться на первого встречного.
– Элиза, у тебя такой довольный вид, что это уже чересчур, – заметила Маргарет, окидывая подругу снисходительным взглядом.
Та рассмеялась, взяла кузину под руку и бодро зашагала вперед.
Предыдущей ночью она едва ли сомкнула глаза – слишком возбужденная, чтобы заснуть, бездумно черкала в альбоме до раннего утра, снова и снова прокручивая в голове события минувшего вечера. И сейчас она не чувствовала себя усталой, напротив, в ней бурлила энергия.
Подруги направились в выставочный зал мистера Бервика, располагавшийся сразу за Монмут-стрит. Живописец начал выставлять там свои новые работы и вручил Маргарет приглашение вчера вечером во время антракта. Как только утром Маргарет проговорилась об этом, Элиза заставила ее надеть плащ и повлекла к двери, подстегиваемая как желанием выйти на люди, так и любопытством. На Лэнсдаун-роуд их согрело солнце, и Элиза, снова улыбнувшись, подняла лицо, чтобы еще больше насладиться теплом. Какой чудесный день!
– Помолвка недолго останется в тайне, если ты не поумеришь это свое сияние, – со смехом сказала Маргарет.
Элиза шикнула на нее – но не слишком строго.
– Я не помолвлена, – напомнила она подруге. – Скорее… обручена на обручение.
– Большая разница, – откликнулась Маргарет. – Хорошо, что я не уговорила тебя взять в компаньонки эту буквально смешную миссис Гулд. Твой новый компаньон гораздо лучше ее, и я уеду со спокойным сердцем.
– Я рада, что ты так считаешь, – сказала Элиза. – Потому что подумала… как только ребенка твоей сестры передадут в руки гувернантки, ты сможешь жить с нами.
Маргарет рассмеялась:
– Не думаю, что Сомерсет будет счастлив поделиться с кем-либо твоим обществом так скоро после венчания.
– Он уже согласился.
– Под принуждением?
– Нет, – сказала Элиза. – Он и сам нежно к тебе привязан. И понимает, как много ты для меня значишь.
– Посмотрим, – с сомнением проговорила Маргарет и добавила, взяв подругу под локоть: – Я рада видеть тебя такой счастливой, Элиза, но ты уверена, что хочешь променять Бат на Харфилд?
Элиза не смогла сдержать непроизвольную дрожь при этой мысли. Но…
– Харфилд будет восприниматься по-другому, когда рядом будет Сомерсет, – сказала она. – Я в этом уверена.
Они затворят парадные покои, очистят дом от реликвий, навевающих мрачные воспоминания, разожгут камины. Кроме того, Элиза рассчитывала, что бо́льшую часть года они станут проводить в Лондоне, или ездить в гости, или приглашать друзей на долгие домашние развлечения.
– И каких друзей? – деликатно поинтересовалась Маргарет, когда Элиза произнесла это вслух. – Леди Хёрли? Мелвилла? Сомерсету понравятся визиты таких персон?