Элиза нахмурилась. Леди Хёрли – возможно, ибо по отношению к ней Сомерсет смягчился. Но Мелвиллы? Сама эта мысль смешна. Вот в чем сложность: когда еще она сможет увидеться с Мелвиллом (и, конечно, с леди Каролиной), если у нее не будет возможности приглашать их к себе? Пусть и равные по статусу, они едва ли вращались в одних и тех же кругах. То обстоятельство, что их пути пересеклись в Бате, было счастливой случайностью. Или жестом судьбы, если прибегнуть к более поэтичному слогу.
– Кажется, мы пришли, – сказала Маргарет, оглядываясь по сторонам.
Элиза вытряхнула эти мысли из головы. В конце концов, Сомерсет сказал правильно. Воссоединившись, они смогут разрешить все подобные затруднения.
Выставочный зал мистера Бервика размещался в огромном величественном здании под номером два на улице Вестгейт-билдингс, ранее принадлежавшем портретисту Томасу Бичу. Мистер Бервик нанял скрипача, чтобы тот играл, пока посетители разглядывают картины. Элиза немедленно ощутила укол зависти. Как бы ей хотелось располагать такими же просторными помещениями: идеально освещенной студией для работы и вместительным выставочным залом, где ее картины можно было бы развесить так, чтобы показать все их преимущества. Если бы она могла не прятаться, а уверенно выставлять свои полотна!
– Действительно впечатляюще, – неохотно признала Маргарет, когда подруги медленно двинулись по кругу, останавливаясь перед портретами и пейзажами.
Элиза надеялась убедиться, что самодовольство мистера Бервика совершенно неоправданно. Впрочем, наличие у него таланта ее не удивило бы, – в конце концов, он часто выставлялся в Королевской академии. И хотя сильного восторга его работы не вызывали, однако, стоя перед трехчетвертным изображением женщины (явное подражание Ван Дейку, модель окутана облаком из ткани, кружева и цветов), Элиза была вынуждена признать, что живописного дара автор отнюдь не лишен.
– Доброе утро, леди Сомерсет, – с жаром поприветствовал Элизу мистер Бервик, вырастая у ее плеча.
Невзирая на утреннее время, одет он был парадно, в затейливо повязанном шейном платке посверкивала бриллиантовая булавка, а еще Элиза заметила на его манжетах брызги краски по моде, заведенной Мелвиллом.
– Я очень рад, что вы смогли прийти! Ах, вижу, вы восхищаетесь мадам Каталани!
Мадам Каталани? Элиза снова повернулась к портрету, чтобы приглядеться внимательнее. Да, возможно, это она – по крайней мере, соответствующий цвет волос и то же платье, в котором певица выступала на концерте. Но женщина, изображенная на картине, была бледнее, значительно тоньше и носила гораздо более глубокое декольте, чем оригинал. Неудивительно, что Элиза ее не узнала.
– Вы уверены, что мы смотрим на правильную картину? – спросила Маргарет с нескрываемым недоверием.
К счастью, мистер Бервик был защищен надежной стеной самодовольства и не заметил иронию.
– Все без устали воспевают сходство, – сказал он. – Мистер Флетчер расценил портрет как положительно бесподобный.
Элиза улыбнулась. Конечно, мистер Флетчер так и сказал.
– Но вы просто обязаны увидеть портрет, который я выставлял в прошлом году, – продолжил мистер Бервик. – Пойдемте. «Морнинг пост» воспела ему хвалу, отметив новаторство в использовании цвета.
Маргарет тихо фыркнула, когда они последовали за живописцем.
– Узрите! – сказал мистер Бервик, отступил в сторону и испустил экзальтированный вздох, разглядывая картину.
Она была больше остальных – единственный ростовой портрет в зале, масло по дереву, модель в классической позе. Создать целостное впечатление автору удалось, но чем дольше зритель всматривался, тем сильнее что-то его смущало. Видимо, экстравагантные пропорции тела: слишком длинный торс, ноги при внимательном рассмотрении казались кривыми, как вилочковая кость птицы. Элиза сделала шаг вперед. С близкого расстояния было видно, что пасторальный задний план написан совершенно неправильно: овца была крупнее лошади, лошадь размером с цыпленка. Скотный двор из ночных кошмаров.
– Конечно, некоторые называют эту картину шедевром, но сам я считаю ее всего лишь приемлемой.
Как бы не так. Раньше Элиза предполагала, что такой портрет – выставлявшийся вместе с шедеврами величайших мастеров того времени там, где к нему предъявлялись особенно высокие требования, – должен был по качеству оказаться несопоставимо выше ее собственных работ. Но если бы она написала такую картину, дедушка отхлестал бы ее кисточкой по пальцам.
– Прибыла миссис Винкворт. Прошу меня извинить.
Мистер Бервик устремился прочь. Маргарет шагнула к Элизе, тоже не отрывая глаз от картины.
– Смею заметить, ты, глядя на такое, должна почувствовать себя гораздо более уверенно, – сказала она.
– Так и есть, – откликнулась Элиза. – Это внушает мне мысль, что…
– Да?
– Не важно, – сказала Элиза, решив держать свою мысль при себе.